Георгий Шолохов-Синявский - Жизнь

В погребе водворилось молчание. Аксиньи Ивановна скорбно смотрела на Доброполова, потом сказала тихо и просто:

— Товарищ командир, ежели что нужно вам и вашим бойцам, я сделаю. Окопы рыть, белье постирать… Что велите, то и сделаю…

— Спасибо, хозяюшка, большое спасибо, — поблагодарил Доброполов.

— У меня муж-партизан тоже пропал в этих лесах, — еще тише добавила она.

В это время снаружи послышалось натруженное дыхание ползущих людей, глухие стоны.

— Сюда, сюда… Осторожней, — запыхавшись, командовал кто-то шопотом. Откинув крышку входа и заслонит собой звездное небо, в погреб сначала просунулась тоненькая хрупкая фигурка в короткой серо-зеленой юбке. Это была медсестра санитарной роты Маша Загорулько. С необычайной ловкостью она поддерживала своими маленькими, сильными рукам чьи-то безвольно свисающие ноги в больших сапогах со стертыми подковками.

Связной Володя кинулся к ней и санитару на помощь, и в погреб бережно был опущен новый гость в изорванной до пояса окровавленной шинели. Доброполов узнал своего пулеметчика Никиту Ветрова, склонился над ним. На правом бедре его уже лежала пухлая марлевая повязка, пропитанная теплой яркой кровью. Давно небритое лицо покрылось слоем пыли, глаза смотрели сердито. Увидев Доброполова, он перестал стонать.

— Как же это ты, Ветров, поддался немцу? — желая подбодрить пулеметчика, сказал Доброполов.

— Попал… с…сука! — прохрипел Ветров. — Пулемет расшиб… жалко…

— Отойдите… Не мешайте, товарищи! — строго прикрикнула Маша.

Аксинья Ивановна глянула в лицо бойца.

— Воду он мне приносил из речки… — вздохнула она и отвернулась, закрыв рукавом глаза.

Ветров, услышав ее голос, с живостью повернул к ней лицо, искаженное судорогой боли, тихо и ласково вымолвил:

— Аксиньюшка…

И Доброполов заметил в суровых глазах этого пожилого человека то же самое, что было во взглядах Бойко, Пуговкина, Сыромятных, когда они заговаривали об Аксинье Ивановне.

— Вот тебе и работа, Аксинья Ивановна, — сказал Доброполов. — За раненым будешь ухаживать. А теперь, до свиданья. Будем живы — встретимся…

Он протянул Аксинье Ивановне руку. Она ответила слабым рукопожатием. Доброполов взглянул на часы. До начала переправы оставалось 15 минут. Он стал подниматься по лестнице и, когда уже был наверху, кто-то схватил его за рукав.

— Товарищ командир… — услышал он торопливый взволнованный шопот.

Доброполов обернулся. Из сумрака на него смотрели светящиеся глаза Аксиньи Ивановны. Она совала ему в руку какой-то маленький тряпичный узелок.

— Возьмите, товарищ командир… От меня и моей мамушки. Храни вас господь. За Митяшку, за всех нас, что живы…

И не успел Доброполов что-либо ответить, как теплые руки обвили его шею, короткий сильный поцелуй ожег щеку.

Послышался свист снаряда. Доброполов быстро столкнул женщину обратно в погреб…

Пропахший болотной гнилью, плоский, недвижимый туман выстилался над Нессой. Доброполов окунулся в него, как в холодную воду, полз, осторожно передвигая ноги. За ним неслышно скользил связной Володя. Немцы, выпустившие недавно несколько тяжелых мин, не стреляли. Тишина ночи нарушалась только сонным бормотаньем лягушек. Берег казался безлюдным, но Доброполов слышал дыхание своих людей; ему казалось даже, что он чувствует запах их пота. За каждым кустиком, в каждом наскоро вырытом окопе притаились бойцы. Он натыкался на них в темноте, и они, желая показать, что узнали своего командира, произносили еле слышным топотом: «товарищ старший лейтенант…»

Над рекой, там и сям, безмолвно вспыхивали ракеты, горели ровным предостерегающим светом. Где-то далеко, за лесами, на вражеской стороне поднималось красное, как кровь, зарево. В нем растворялся блекнущий предрассветный свет звезд.

Доброполов дополз до наспех вырытого ротного командного пункта, который был в пятидесяти шагах от разрушенного домика, почти у самого берега. Возле укрытия он заметил приникшую к замаскированной кустарником насыпи долговязую фигуру Евсея Пуговкина. Можно было подумать, что спит, но нагнувшись к нему, Доброполов увидел строгий блеск глаз, нацеленный в сторону врага автомат.

Доброполов опустился под навес укрытия. На правой щеке его теплилось ощущение поцелуя Аксиньи Ивановны, сердце билось легко и радостно. Не в силах больше сдерживать любопытства, он вынул из полевой сумки узелок, нажал кнопку фонарика. Он хотел уже развязать пестренький, расшитый голубыми узорами платок, но в этот миг послышались чьи-то шаги. «Скажут еще — перед боем пустяками занимается командир», — смущенно подумал он и, торопливо взглянув на ручные часы, которые показывали без пяти минут два, быстро сунул узелок обратно в сумку, вышел из укрытия. Перед ним стоял Валентин Бойко.