Леонтий Раковский - Конь

И проклял Рувим в тот день рыжего жеребца графа, и проклял он всякую лошадь.

Было лето, знойное лето, когда комары не дают спокойно уснуть даже в темной каморке. А мысли о том, что хлеба нет, и он очень дорог, неотвязчивей комаров и преследуют даже и в радостном сиянии дня.

Однажды Дебора пришла с базара раньше обычного и жаловалась на то, что последние дни торговля идет очень плохо. Оба заговорили о прошлом.

И вспомнили оба, что как раз через неделю годовщина смерти сына.

Надо деньги на хлеб и крупу, и нет ни огурцов, ни луку, но, ведь, надо купить и керосину, чтобы и в этом году хотя бы лампа горела в траурный день.

Но, скажите, однако: сколько может сгореть керосина в самой небольшой лампочке за сутки?

И сколько миллионов рублей это стоит?

И сколько стаканов семечек нужно продать, чтобы заработать эти миллионы?

Так сидели они и разгадывали самую плохую из загадок.

Вдруг под окном мелькнула тень всадника, и лошадь остановилась у крыльца.

Дебора бросилась к окну.

— Он привязывает коня. Он хочет итти к нам!..

— Ой, и на что висит эта вывеска? Каждый думает, что у нас лавка…

— А, может, это к нам в самом деле? — поднялся Рувим.

— Кто может войти к нам, кроме горя, — сказала старуха.

Красноармеец в буденовке, сгибая в низких дверях голову, вошел в комнату.

— Здесь живет живописец?

— Здесь, здесь, — заторопилась Дебора.

— А что вам угодно, товарищ? — спросил Рувим, застегивая сюртук на давно вырванную пуговицу.

— Так, значит, вы — живописец?

— Я, я — Шепшелевич. Живописец и переплетчик.

— Он все может, он все умеет делать, — что угодно: и вывески хорошо рисует, и переплетает, — вмешалась Дебора.

— Ша, — замахал Рувим, — дай товарищу говорить! Сядьте, товарищ, прошу вас…

— Ах, сделайте небольшую любезность, сядьте у нас, пожалуйста, — заметалась Дебора.

— Спасибо. Мне некогда — я спешу. Все дело в том, что нам нужен занавес для сцены. Понимаете, — разрисованный занавес!..

— Ой, как же, как же — очень хорошо понятно. Чтоб мне дал бог столько лет еще жить, сколько раз он рисовал все, что угодно для сцены!

— Ша, ша, — замахал на жену Рувим, Ша! — Ты не даешь совершенно говорить! А что вам нужно нарисовать на занавеси? Вид?

— Да, знаете…

— Знаю, знаю!.. Будьте добры, товарищ, не говорите минуточку: раньше я вам скажу, а вы потом уже скажете, знает ли Шепшелевич, что такое — занавес с видом.

— Ну, пожалуйста, — улыбнулся красноармеец.

— Это — море, вверху — луна, а в стороне — замок, так, ведь? Или, погодите, погодите: вы думаете, Шепшелевич знает только это? Нет, вот вам еще: хохлацкая хата, — белая, белая, а кругом — деревья красивые, деревья и синее небо…

Дебора с гордостью слушала мужа, одобрительно качая головой.

— Нет, товарищ, — сказал красноармеец, — немножко не то, это не идет…

— Как же, как же не идет? Это очень даже идет! Ведь, это самое он рисовал для сцены, что устраивал в чайной акцизник! Точь в точь это! Чтобы мне дал бог пережить так сегодняшнюю ночь, как это.

— Ша, ша, — взвизгнул Рувим, — ша, позволь же говорить!

— Видите ли, мне надо для нашего кавалерийского клуба, что в имении…

— А, так это вы в графском имении стоите?

— Да, наш штаб. Знаете, нам хорошо бы нарисовать верхового со знаменем в руке, а на знамени надпись: «В знании — сила».

— Ой, это будет прекрасно, — всплеснула руками Дебора.

— А когда же вам это надо нарисовать? — спросил Рувим.

— Когда? Сегодня понедельник. Ну, к среде так. Можете? Я вам и холст привез — только рисуйте!..

— Хорошо, зачем же не рисовать? Я и с большим удовольствием… Только скажите, товарищ…

— Вы о плате? Об этом — не беспокойтесь: заплатим без задержки. А сколько же вы возьмете за работу?

— Мы думаем, товарищ, вы не захотите обидеть бедных людей, у которых нет на кусок хлеба, — сказала Дебора.

— Сколько дадите: я не торговец, я — маляр, — гордо прибавил Рувим.

— Значит, по рукам?

— Да, да, — смеялась от радости Дебора.

А Рувим поспешно вытер ладонь о полу сюртука и протянул ее военному.

— В среду я заеду сам за готовым занавесом.

— Хорошо, хорошо! В среду будет готово, непременно будет готово, — заторопилась Дебора.

— А если вам для рисунка нужно посмотреть хорошую лошадь, тогда — заходите в имение: мы вам целый табун покажем.

— Ой, зачем, зачем? Что я не знаю лошадей? Я хорошо все нарисую — не беспокойтесь, — испуганно сказал Рувим, который за всю жизнь ни разу не подходил близко ни к одной лошади.