Леонид Грабарь - Краснобожский летописец

— Вот теперь и танцы можно!

Иван Петрович тряхнул хохолком, взмахнул рукою — и с хор раздались уверенные в себе звуки последнего чарльстона, только что пойманного краснобожским композитором по радио и выданного им в свет за свое оригинальное произведение [2] Явное несоответствие: не могут на квартире у градоправителя раздаться звуки чарльстона! Вероятно, Летописец ошибся. .

Так как чарльстон танцовать — не идеологично, то комженомы подхватили присутствовавших на вечеринках дам и пошли с ними по залу простыми общедоступными па фокстрота [3] Новая ошибка Летописца: не могут на квартире у градоправителя танцовать фокстрот! .

Далее вечеринка шла по следующему расписанию:

1) Фокстрот.

2) Разговоры на политические темы (о внешней политике).

3) Фокстрот.

4) Беседы на политические темы (о политике внутренней).

5) Фокстрот.

6) Обмен мнений по экономическим темам.

7) Фокстротт.

8) Собеседования на этические темы.

И так далее.

Так как ни толстозады, ни аркадские пастушки, ни смиренномудрые, ни братцы-Иванушки фокстрот плясать не горазды, то всю тяжесть работы по расписанию пришлось взять на себя и самоотверженно нести представителям племени комженомов.

Петенька попляшет-попляшет, потом возьмется развлекать свою даму и общество разговором по расписанию:

— Как вы относитесь к Чемберлену?

Потом опять попляшет и опять побеседует:

— Многополье есть основа…

Снова попляшет и снова обменяется мнением:

— Производительность труда и снижение себестоимости суть…

Словом, по расписанию.

Иван Петрович, глядя на старательных комженомов, веселился и радовался.

— Вот-де, какая удачная вечеринка!

Летописец, повествуя об этом случае, возглашает, обращаясь к градоправителю:

— «О владетелю! Ты бо можешь по суху живыми шераширы стреляли удалыми сынами комженомовыми!»

И далее, славя комженомов, Летописец сообщает, видимо подражая слову о Полке Игореве, что им в лицо пашут хоботы [4] По распространенному толкованию: веют знамена. .

Летописец не зря возгласил славу комженомам.

Ибо они блистательным своим поведением на домашней вечеринке помогли Ивану Петровичу утвердить в сердцах общества и всего Краснобожска мысль и уверенность, что —

— Ризы у нашего градоправителя светлые!

Сами посудите: могут ли быть не светлые ризы у такого правителя? Да еще устраивающего такие вечеринки?

И комженомы, своим поведением окружив главу Иван Петровича венчиком, разнесли весть о том по всему городу.

Больше не ходили краснобожцы по улицам, не воздевали рук к небу и не возглашали:

— Долго ли продлится наша мука?

— Долго ли мы не увидим светлых риз и венчика нашего градоправителя?

— Долго ли мы будем лишены сей невинной радости?

— А может и ризы-то у его вовсе не светлые?

— А может и сам-то он — гунявый?

Больше не возглашали краснобожцы.

Ибо знали теперь: ризы у градоправителя светлые и венчик, как полагается. А если градоправителя и не видно — то только потому, что он занят: готовится к очередной вечеринке.

Так комженомы укрепили идеологию, а Краснобожск снова успокоился.

Склока! Какое дивное слово! Как много говорит оно уму и сердцу краснобожского гражданина!

Склочник! Да ведь всякий обитатель краснобожский — склочник! И втайне гордится этим своим титулом, полагая его по крайней мере равным — титулу дипломата.

Подсидеть, развести кляузу, умно посутяжничать, мигнуть где и кому надо!

Вот она, радость краснобожского бытия!

Склока — великое искусство, самозабвенное, экстатическое, вдохновенное!

Вроде писания Либединским литературно-исследовательских статей.

Или чтения звучных стихов Кирсановым.

Склока рождает людей, рождает начальников.

Склока же убивает их, как седоусый Бульба:

— Я тебя породил, я тебя убью!

Склока — сущность. Склока — альфа и омега.

Конечно — только в Краснобожске.

Склоки бывают трех сортов.

Первый сорт — когда Иванову захотелось сесть на место Петрова, а на места Петровых родственников посадить своих, Ивановых.

Второй сорт — когда Иванову захотелось сесть на место Петрова, чтобы ликвидировать идеологическую или практическую невыдержанность оного Петрова. Родственники меняются местами заодно.

Третий сорт — когда Иванову садиться на место Петрова и сажать своих родственников вовсе не хочется. Тем не менее Иванов и сам садится и родственников сажает. По привычке. Без злобы. Но не без радости.