Насирдин Байтемиров - Сито жизни

Керез вспомнила бывшее в ее родном аиле. Жили раньше здесь двоюродные братья Мекмерген и Токберген. Оба уже давно умерли, и тела их давно обратились в прах. Так эти братья — они ни за что не женили сыновей на девушках из других семей, не выдавали своих дочерей на сторону. Дочь одного из них выходила за сына другого и наоборот; наконец стало трудно разобраться, кто за кого вышел замуж, кто на ком женился, кто кому каким родственником доводился. Видимо, поэтому три женщины из этого рода оказались душевнобольными. Да и мужчины были странные. У всех нервный тик, много и не к месту говорят, а то и просто ненормальные. В аиле рассказывали, что если у них рождались дети, так умственно и физически неполноценные. Только два года назад одна девушка нарушила обычай, существовавший испокон века. Когда родня хотела выдать девушку за ее двоюродного брата, она ночью убежала в город и там вышла замуж за человека, которого полюбила. И будто бы ее родичи не дали ей благословения, все отказались от родства с ней…

Еще Керез невольно вспомнила тетушку Аруке, как ее в прежнее время выдали за придурковатого мальчишку, байского сынка. Неужели же старые прогнившие обычаи до того живучи, снова встречаются кое-где и в наши дни? А вот — было же в соседнем аиле в годы войны. Пришла похоронка на мужа, после него осталась молодая вдова. Родня выдала ее замуж за младшего брата погибшего. А через три дня этот погибший вернулся живым — после ранения, из госпиталя. Молодка от стыда повесилась, муж ее ушел из этих краев, пропал, а младший брат его, за которого выдали молодку, бросился со скалы…

И правда, если человек решился жениться на вдове брата, то считай его пропащим. Лучше быть подальше от такого слабого, бесхарактерного, поддавшегося чужим уговорам. Но Мамырбай — он не такой, он не уступит, даже если не только мать и отец, вся родня будет уговаривать его! Как хотелось Керез верить… Но та молодка — она ведь, говорят, хороша собой, и она рядом. Рядом с Мамырбаем… А она, Керез, за четырьмя перевалами. Раздосадованная, она взглянула в ту сторону, потом перевела взгляд на свой дом. Тихо, мама спит. А Бедел — смотри-ка, он снял рубашку, его обритая наголо голова отражает лунный свет. Не спит, расправил широкие плечи… Раньше укрывался с головой, а теперь ему жарко, значит. Обычно в это время он уже похрапывает, теперь же не сводит глаз с нее, Керез. Как-то он при Буюркан погладил Керез по голове, но мать не придала этому значения, поняв так, что Бедел хотел этим выразить доброжелательность и уважение к девушке. Но после того как Буюркан ничего ему не сказала, не одернула, Бедел в мыслях еще больше разошелся. Он надеялся, что Буюркан поддержит его, не станет возражать, если он надумает жениться на ее дочери. У него сон пропал при мысли о том, что Керез ведь не сможет оставить мать, останется здесь… и раз так… если суждено, то он никому не отдаст эту чистую, красивую девушку.

Керез поняла его состояние, задумалась, каким образом отвратить его от себя, но ничего пока не могла решить.

Похолодало, порывами налетал ветер, а этот бедняга лежал раздетый, желая понравиться ей. Керез подошла к нему, знаком показала, мол, замерзнешь, ложись дома. Но разве Бедел замерзнет? Он залопотал, что близость Керез согревает его — ему лишь бы смотреть, лишь бы видеть ее, хоть и не вместе, но быть рядом, тогда никакой холод его не одолеет.

Между тем небо затянула пухлая черная туча — наползла с юга, вершины гор обволокло туманом, скалы и камни как бы съежились, уменьшились, теснее стали ущелья.

Посыпались первые редкие капли, черная туча яростно заурчала. Казалось, она сердится на кого-то. Казалось, сказочное прожорливое чудовище рвется сквозь тучу и, когда оно появится, земля содрогнется в ужасе. Туча заговорила громче, свирепее. Зашумела, загрохотала. Казалось, несметная сила старалась и не могла прорваться сквозь тучу, искала себе выход. Туча не уступала дорогу, а чудище толкалось, билось, боролось. Но вот оно ударило в самое сердце тучи, и прорвалось, и разодрало ее пополам… Загремел гром — словно с грохотом посыпались в горах камни. Однако этот гром был еще не самый сильный. Казалось, он не торопился, уверенно накапливал мощь. Посыпались мелкие-мелкие, будто глаза перепелок, искорки. Овцы заволновались, начали искать себе укрытие. Козел-вожак, обычно охотно выставлявший свои рога напоказ — на пастбище он всегда возлежал на вершине скалы, во дворе — на холмике, — сейчас, предчувствуя непогоду, пристроился возле юрты, будто зная, что вскоре тут не останется свободного места. Дождь постепенно усиливался. Нежные, слабые ягнята стали прятать головы под брюхом у матерей. Что-то грохотало, шумело, раскатывалось в небе, било то там, то здесь и наконец ударило вдруг со страшной силой. Длинная огненная змея располосовала небо. Дождь словно ожидал этого, припустил еще сильнее. Овцы заблеяли, забеспокоились, старались укрыть ягнят — боялись ярости неба. Струи дождя шумели в листьях, словно быстрый поток проносился где-то рядом. Керез не вытерпела, пошла надела пальто. А Бедел продолжал все так же лежать раздетый. Забыл про холод, — увлеченный девушкой, хотел, чтобы оценила его силу и выносливость. Керез забеспокоилась, думая, не заболел ли парень. Подошла к нему, знаками показала, что надо одеться.