Насирдин Байтемиров - Сито жизни

После ухода Буюркан Алчадай задумалась. «Сразу вспыхиваю, не владею собой — вот что плохо. Не умею хитростью вытянуть из него, выведать… Назвала его кровопийцей — теперь он знает, что подозреваю его, не пожалеет. Вытаскивает ножи, не боится греха, ничего не боится. Ишь как говорит! «Хоть волк и одряхлел, но на одну овцу сил хватит!» Не спеши… Из шума и крика ничего не выйдет — нужно придумать иное. Может, удастся обмануть его? Говорить мирно… мяса дать, водки дать — он расслабится, размякнет… Может, тогда скажет, как было… правду ли говорит старая Алыйман? Только — сумею ли, вытерплю ли? Не выдам себя? Если он догадается — будет молчать». Алчадай, будто желая помириться, позвала Барктабаса в дом. Тот подошел, остановился в дверях, выжидая. Присмотрелся, вид у жены не сердитый, на лице еле заметная улыбка. Увидев такое, старик тоже перестал хмуриться. Уселся на привычное место.

— Ой, скажи толком, что видел ночью? То говоришь — ведьма, то говоришь — кровопийца… Ты правильно сделал, что принес жертву богу.

— Правда? Я зарезал того ягненка-сироту. Не думай, что большого черного ягненка.

— Да, правильно. К тому же и по мясу соскучились. Ну хорошо, расскажи лучше, что случилось с тобой ночью. Правда, кто-то гнался за тобой? Похож на человека? Звал тебя по имени?

— Показалось, кричал: «Барктабас, Барктабас». Как я мог его увидеть — дождь сильно лил, темно было… Слышал за спиной конский топот. Так и стучит. А чуть раньше видел в скале огонь. Как думаешь, кто, как не ведьма? Конь мой испугался, не идет, вертится на месте. Подхлестываю камчой, а он не двигается…

— Вытаскиваешь ножи, перепугал детей. Как не стыдно, Барктабас! Что хорошего я от тебя видела? Другой бы на твоем месте…

— Я же только припугнуть… разве у меня каменное сердце, чтобы убивать тебя?

Алчадай вздрогнула. Чуть не закричала — так это ты, оказывается, убил! — но вовремя удержалась. Секундой позже обрадовалась, что не сказала. Значит, она на верном пути!

— Будешь пить водку, а, Барктабас?

— А? Водку? А-а, водку…

Алчадай достала бутыль со спиртом, налила в стакан и подержала в руке, глядя на Барктабаса. Тот судорожно сглотнул слюну, руки напряглись, весь затрясся.

— На, пей!

Барктабас принял стакан из рук Алчадай, опрокинул, задохнулся, глаза выкатились. Запил водой из чайника, с довольным видом вытер губы. Распрямился, повеселел — мол, теперь говори что хочешь, твоя воля, нам без разницы. Алчадай приметила это, задала ему несколько вопросов, приближаясь к главному. Барктабас, вытирая пот со лба, отвечал толково и вроде бы откровенно.

— Если бы ты подобрее был… а то, что не скрываешь прошлого, это хорошо, Барктабас. Не будешь ничего скрывать от меня — и водка будет, и еды вдоволь. Видишь, ведь можем мы хорошо разговаривать, — сказала Алчадай, и старик, выражая согласие, склонил голову.

— Расскажу тебе все, я и сам собирался, да не было подходящего случая. Чего мне бояться? Что мне осталось, не расти — умирать. Ты ненавидишь меня. Не можешь простить, что я, старик, взял тебя в жены, взял молоденькую девушку. Я и не собирался… но получилось так, — оказывается, это повеление судьбы. Когда ты услышишь… нет, если все рассказать, длинная получится история, — Барктабас махнул рукой.

Алчадай снова стала упрашивать, чтобы он вспомнил давнее, налила еще спирта; старик разгорячился, сидел вольнее, посмеивался уверенно. Выпитое туманило мозг, он было порывался рассказать, но вовремя сдерживал себя. «Что будет, если она все узнает? А почему бы и нет?.. Другие подбили меня, вот я и взял ее в жены. Красивая, чистая девушка была, все уговаривали… Может, и вправду рассказать? Нет, нет, она же ненавидит меня, скандал поднимет… Нужно быть осторожным. Она подозревает, догадывается. Ничего, пусть надеется, что я раскроюсь. Пусть поит меня спиртом, пусть кормит до отвала, пусть старается в надежде… Да, это правильно… Обману ее. Вот и выход», — думал Барктабас, с жадностью поглядывая на бутылку. Последние полгода он пил чуть не ежедневно, и теперь поднесенного Алчадай оказалось более чем достаточно; глаза его вдруг остекленели, выкатились в испуге — он увидел что-то корчащееся, извивающееся, в ушах стоял шум.

Алчадай отступила в страхе.

— Ты что? Погляди на себя в зеркало! Уж не паралич ли разбил?

Старик сидел неподвижно, потом встряхнулся, глаза приобрели обычное выражение.

— Будто дракон пролетел. Вот здесь, у твоих плеч… Ой, опять… Что же я так стою? Или это ты стоишь вниз головой?