Геннадий Семенихин - Взлет против ветра

Отец еще издали заметил сына и стал как-то беспокойно оглядываться. «Неужели решил меня представить генералитету, да еще на глазах у ребят?» — встревоженно подумал Аркадий, всегда чувствовавший себя неловко в подобных случаях. Но, видимо, угадав его состояние, Антон Федосеевич этого делать не стал, а только издали улыбнулся ему доброй, сердечной улыбкой, на какую лишь отец был способен. «Спасибо тебе», — подумал облегченно Аркадий. Но генерал-полковника авиации все же что-то волновало, и если он не поманил жестом к себе сына, то все же, склонившись к самому уху седенького немца, что-то ему быстро сказал, потому что немец в замешательстве выхватил из кармана такой же старомодный, как и его классическая «тройка», монокль, но быстро спрятал назад, поняв, что рассматривать молодого Баталова было бы попросту бестактно. Однако, повернув голову в сторону Аркадия, он скользнул по нему стремительно-цепким взглядом. Аркадий снова заволновался, но немец отвернулся, и он успокоился.

Потом начался прием. Один из штатских, оказавшийся секретарем Центрального Комитета СЕПГ, произнес короткую речь, поздравил всех с успешным завершением сложных маневров. Зазвенели бокалы, когда был провозглашен тост за братство по оружию. А вскоре, как это и бывает на многих приемах, настала минута, когда хозяин, худощавый седеющий генерал армии ГДР, весело объявил:

— А теперь официальная часть закончена. Начинаем работу в секциях.

И это означало, что можно уже покидать свое место за столом, подходить к тем, кто тебя в особенности интересует, с кем прежде всего хочется поговорить. К Аркадию приблизился краснолицый, добродушно улыбающийся майор-танкист и, путая русские слова с немецкими, спросил:

— Вы есть лейтенант Баталоф? Я?

— Я, я, — закивал Баталов. — Вас волен зи?

— А во ист лейтенант Фетушков?

— Петушков, — поправил Аркадий.

— Я извиняйся, — весело загремел майор, — зо, зо… именно так, Пе-туш-ков.

Аркадий указал на Джона, который в эту минуту старательно опустошал тарелку со шницелем. Одним ухом он уже успел прислушаться к их разговору и с готовностью откликнулся:

— Вас ист дас?

— Иди сюда, — позвал его Аркадий.

Когда тот приблизился, немец обнял обоих за плечи и, улыбаясь, признался:

— Я есть командир тот самый батальон, который вы обнаружили на учениях в лес… зи клейн, клейн попортили нам игру. Не пора ли нам выпить за общий успех? Цумволь, наши советские друзья!

Было легко и радостно. Аркадий про себя жалел: ах как плохо, что лежит в госпитале Андрей Беломестнов и нет его здесь! Они бы всё восстановили в своих отношениях. Аркадий по молодости еще не знал, что очень легко бывает поссориться, наговорив при этом друг другу оскорбительные слова, и гораздо труднее впоследствии помириться и навсегда эти слова вычеркнуть из памяти. Так устроена человеческая натура.

Он не заметил, как двое подошли сзади: отец и тот самый седой сутуловатый немец с очень старомодным моноклем на золотой цепочке. Но монокль был сейчас спрятан. Немец держал в руке тарелку с ломтиками оленьего мяса, половинкой соленого огурца и двумя хрустальными рюмочками, наполненными почти до краев. Рука у него, по-видимому, была еще очень твердой — коричневая жидкость в рюмках не расплескивалась. Внимательными орехового цвета глазами скользнул он по лицу Аркадия, и взгляд этот был строгий, печальный и восхищенный в одно и то же время. Сухая, припудренная после бритья кожа дрогнула на подбородке от улыбки.

— Сынок, познакомься! — забасил в эту минуту раскрасневшийся отец. — Ведь это ты знаешь кто?

У Аркадия промелькнула догадка, и он твердо сказал:

— Знаю, отец. Это, очевидно, барон фон Корнов.

Седой немец с видом крайне обрадованного человека затряс головой.

— О, товарищ Антон! — воскликнул он восторженно. — Теперь я вижу, что сын весь в отца. Посмотрите, какая поразительная интуиция! Интуиция настоящего летчика-истребителя, каким ему у фатера и положено быть.

— Да, Аркаша, ты угадал, — сказал Баталов-старший. — Сколько раз я тебе об этом человеке рассказывал! Когда ты был крохотным, он даже в наших импровизированных сказках фигурировал.

— В роли отрицательного героя, — подсказал седой немец.

— Не совсем так, дорогой Отто, — остановил его генерал. — Скорее в роли отрицательного Дон-Кихота. Да, да, и не пытайтесь возражать. Потом, Аркашка, — вновь обратился Баталов к сыну, — когда ты подрос, я тебе поведал историю о наших с ним встречах. В молодости моей это был суровый экзаменатор и на жизнь и на смерть, а в старости — настоящий друг. Бывший барон фон Корнов, а ныне просто Отто Корнов, товарищ Отто, гражданин социалистической Германии. Так-то, сынок.