Лев Ющенко - Дом над рекой

Пролетали окраину города — дымного, деревянно-кирпичного, по-весеннему пятнистого, с непросохшими крышами и бульварами. В старом парке виднелись белоколонные университетские корпуса. Водохранилище ГЭС было вдоль и поперек исчерчено пешеходными тропинками.

А за фабричным поселком с кирпичной трубой и узкоколейкой начиналась тайга, еще заснеженная, сырая, неприветливая.

Стало холоднее, из щели дуло. Зойка подобрала ноги в резиновых ботах, запахнула пальто и пожалела о теплых носках, оставленных в чемодане.

Она достала из сумки два апельсина и один протянула пилоту.

— Махоркин! — сказала она и тронула его за плечо.

Он сидел перед ней за штурвалом, косо посмотрел на нее и покачал головой. Хотя по глазам было видно: очень ему хотелось апельсина.

Ну и пижон! Харитонов бы не отказался. А этот корчит из себя воздушного волка. А фамилия самая лапотная, мужицкая — Махоркин.

Хорошая, вкусная фамилия — Махоркин…

Она съела апельсин, завернула в платок корочки и сунула их в карман — на апельсиновых корках хорошо настаивать водку. Геннадий любит такую настойку. К Первому мая и настоится. На праздник они опять будут вместе, в компании, может быть, у Михеевых, там большая комната. И все опять будут им кричать: «Горько! Что вы, черти, тянете?» А Геннадий будет отшучиваться: «Жилплощадь лимитирует». — «Врешь, с милой и в шалаше рай!» — «Даешь ему шалаш со всеми удобствами!» — «У него под Москвой неплохой шалашик!» И все они будут танцевать до самого рассвета и на зорьке пойдут по поселку и всех поднимут своими песнями. А потом они с Генкой долго будут стоять у Зойкиного крыльца, он захочет войти к ней, но она шепнет: «До свидания, Гена!» — и закроет дверь и пройдет в свою комнату. Если к празднику потеплеет, в комнате уже распустится ветка черемухи с диковатым таежным запахом. И долго еще она будет стоять у окна с закрытыми глазами, вдыхая запах таежной весны и слушая его шепот: «Зойка, слышишь… Ну, Зоя…»

Он постоит у нее под окном, закурит и пойдет к себе. Шаги его затихнут вдали, за окном станет тихо, только и слышен будет стук дизель-электростанции, к которой все ключевские давно привыкли, и еще, может быть, далекая песня о том, что они два берега у одной реки…

А после праздника в восемь утра они встретятся уже в конторе, в комнате с чертежными досками, где на дверях висит лист ватмана: «Тех. отдел».

Если встретятся на людях — поздороваются за руку. Никого в комнате не будет — поцелуются украдкой. И Геннадий проведет по губам ладонью — нет ли губной помады. Не любит она этого обидного жеста.

Вздохнув и стараясь не вспоминать обидное, она посмотрела вниз.

Тень самолета с радужным сиянием вокруг винта плыла по широкой просеке. Среди снеговых полян темнел молодой ельник.

Просеку эту рубили еще два года назад для высоковольтной линии на Ключевой. Но потом планы изменились, ассигнования были срезаны, и все заглохло. Ждали, пока в Ключевой дотянут «нитку» — железную дорогу в одну колею. И в Ключевом, расшумевшемся было на всю округу, стало тихо и буднично. Кое-кто уехал, а те, кто остался, сидели над проектами рудника и комбината, совещались и спорили до одури и все ждали: не слышен ли первый гудок дороги, не идет ли к ним большая жизнь?

А просека на Ключевой заросла мелким ельником. Тянулась она сквозь тайгу прямая и четкая, как курс на планшете. Лети без карты и компаса — не заблудишься. Ее так и звали — Харитоновский проспект. Каждый день тарахтел Харитонов над просекой. Ему рукой махнут: «Харитонов, привет!» Он в ответ крылом качнет: «Привет, ребята!» Для него тут все свое — земля, люди, поселки, таежные тропы.

А вот Махоркин другой. Для Махоркина тут просто трасса, просто полет по заданному маршруту. Ему все равно, что под ним, — село, река, зимовье. Взглянул разок вниз и опять видит перед собой только стрелки приборов, только синюю даль и горизонт за прозрачным куполом кабины. Молод еще — вот и важничает. Включил рацию, доложил курс диспетчеру. И снова сидит не оглядываясь — будто и нет в кабине симпатичной Зойки Макаровой в модном пальто и с новейшей столичной прической.

Ладно, Махоркин, важничай…

Одно место рядом с ней пустовало, и она гадала, что за начальник полетит из Заслон к ним в Ключевой. Пока не пришла к ним дорога, нечего делать в Ключевом большому начальнику. И так все ясно: сидим и ждем. Дорогу ждем, начальник!

Она посмотрела вниз. «Як» отвалился от просеки и летел вдоль реки, покрытой торосами и полыньями.