Александр Аронов - Пассажир без билета [об артисте цирка Л. Осинском]

— И долго не разрешишь?

— Год не разрешу. Год!

— Ну и не разрешай, — разозлился Осинский. — А мозоль все равно набивать буду! Мне она нужна, мозоль. И никто не запретит ее иметь. Мне для протеза мозоль нужна.

— Что с психом говорить?

— Вот правильно! И не говори!

— Ну, вот и февраль, что будет дальше? — не глядя в глаза Владимиру, спросил Осинский.

— Уговор дороже денег. Начнешь сегодня делать все трюки. Все дуешься?

— Все дуюсь, — просиял Осинский. — Ну и характерец у тебя. Упрямый как черт!

— Весь в тебя! Снимай протез, покажи мозоль.

— Гляди! — с гордостью сказал Осинский. — Как кремень стала! Гвоздочки в доску можно забивать.

— Смотри, взаправду не вздумай. С тебя станет!

— Значит, мир?

— Мир. Идем репетировать.

С манежа донесся злобный рев слонов.

— Что там такое?

— Опять Сиам буянит, наверное. А ну-ка скорей!

Они добежали до конюшни. Громко трубя, постоянно оборачиваясь в сторону манежа, неохотно двигался красавец слон Сиам. Его вел тесть дрессировщика Корнилова, Филатов, сам замечательный дрессировщик, любитель и знаток животных.

— Что там случилось, Иван Лазаревич? — спросил Волжанский у Филатова.

— С Рангу подрался. Еле разняли, — крикнул старый дрессировщик. — С дороги! С дороги, ребятки, как бы не зашиб! Опасно!

Друзья поспешно отступили в проход между стойлами. Филатов и слон прошли мимо.

— Удивительно, до чего старика все животные слушаются... Чародей какой-то, — сказал Владимир, глядя им вслед.

Посреди арены стояли разгневанный Рангу, Корнилов, молодой дрессировщик медведей Валентин Филатов, слоновожатые, несколько артистов. Все громко обсуждали происшедшее.

— Ничего Рангу его не задевал, дядя Саша, я все видел с самого начала, — горячо спорил с Корниловым Валентин. — Сиам сам ни с того ни с сего толкнул Рангу, вот тот и перелетел через барьер.

— И сильно подрались, Валя? — спросил Осинский.

— Счастье, что в первом ряду никого не было... Рангу здорово попало. Сильно ушибся... Если Сиам и дальше так будет буянить, придется в зоопарк сдавать...

— Такого артиста... Настоящий премьер...

— Жаль, конечно... Никто его не заменит, — вздохнул дрессировщик. — И по трубе, как по канату, ходит и на одной ноге стоит... Сам ведь знаешь... Ну, репетируйте, ребята, наше время истекло...

После представления все горячо поздравляли Осинского с выздоровлением, со второй премьерой. В тот же день пришло письмо от Радика.

«Дорогой брательник Левка!

Как тебе известно, я учусь в ремесленном в Медногорске. Живу неплохо, чего и тебе желаю. Учусь, работаю. Буду слесарем. Думаю, разряд получу хороший. Ребята меня окружают мировые.

Поздравляю тебя с наступающим Первомаем! Со скорой победой!

Когда же мы увидимся, а, Левка? Не приедет ли ваш цирк к нам в Медногорск? Ты скажи, куда нам написать, чтобы вас к нам прислали, мы напишем. Я думаю, нам, ремесленникам, не откажут.

Обязательно пришли фотографии, какой ты в жизни стал и какой, когда представляешь. Мы следим за газетами, что-то твоей фамилии в статьях про цирк не попадается. Почему? Может, ты под другой фамилией выступаешь, так напиши, под какой, я буду знать.

А может, ты теперь клоуном стал? Вот было бы здорово! Почудил бы, когда к нам приехал. Обнимаю тебя и целую

Радик».

Ответив на письмо, Осинский лег спать. Проснулся от криков. Подбежав к окну, увидел огромную толпу. Люди танцевали, пели, размахивали руками, обнимались.

— Все на улицу! Все на улицу! Наши взяли Берлин!

Осинский выскочил на улицу. Из винных погребов выкатывали большие бочки, угощали всех подряд.

— Пейте! Фашистское логово взято! За конец войны! За мир! За скорую победу!

На площади Свободы Осинский встретился с Волжанскими.

— Что с тобой, Левка, не рад, что ли?

— Что вы, ребята! Как не рад? Жаль только, что меня сейчас в Берлине нет. Рано я отвоевался...

— Зайдем ко мне, — предложил Владимир, — посидим немного. Все равно не заснуть в такой день...

Он подошел к карте, вонзил флажок на булавке в Берлин. А потом, подумав, снял со стены карту.

— На вот, — сказал он, — возьми карту в руки, погладь ее. Как я, посмотри на просвет... Чувствуешь? Она вся исколота, эта карта, вся шершавая...

— Верно... Будто раненая... Будто живое тело...

— Вот именно... Будто живое тело... Никогда нельзя забывать об этих следах, об этих шрамах... И после победы нельзя забывать... А она уж скоро, победа...