Семен Гехт - Пароход идет в Яффу и обратно

— Они посмели оставить без ответа письмо сторожей пустыни, — возмущались старики. — Кто, как не мы, открыли им сюда дорогу?

Гордон попросил у них разрешения поставить и свою подпись под петицией. Подписывая бумагу, он не верил в возможность благополучного исхода. Встретившись через неделю с одним из колонистов, подписавших письмо, он даже не спросил: отправлена ли петиция по адресу или новая затея оказалась брошенной.

И снова письмо из Каира:

«Надо спасти Гублера, правдой или неправдой. Благодарю за миниатюру. Она великолепна и многозначительна».

Как и в прошлый раз, письмо было им обнаружено внезапно, на конторке кассы в кинематографе. Похвала Висмонта дала его душе большое веселье, какого не знал он давно. Он решил послать ему еще одну миниатюру и в ту же ночь стругал пальмовое дерево, хотя в голове не было еще никаких сюжетов и он не знал, что смастерит. На другой день, в двенадцать часов, он пошел на Греческую улицу и разыскал дом, где жила Анна Бензен; он забыл, что люди безделья только продирают глаза в те часы, когда люди труда уже покрыты потом от долгой работы. Позвонил. За дверью было тихо. Он позвонил еще раз — более звонко и продолжительно. Никто не засуетился в комнатах, не раздались шаги. Тишина. Так простоял он у дверей полчаса, и только тогда дверь наконец полуоткрылась. Высунулась голова прислуги.

— Госпожи спят еще, — произнесла она с удивлением.

Из дальней комнаты послышался голос: «Кто там? Узнай фамилию».

Затем к двери подошла мать Анны Бензен. Ее лицо опухло от сна, и руки сложены крест-накрест. Она придерживала ими полы расписного персидского халата. Увидев Гордона, остановила на нем долгий взгляд, как бы вспоминала. Он понял ее притворство, покраснел от злобы, но стерпел. Она стояла перед ним важная, вся подернутая высокомерием, как тучей.

— А, вы тот самый молодой человек. Художник?

Он стоял на пороге униженный, бледный.

— Вы спрашиваете Анну? Ее нет дома.

Повернулась. Ушла. Прислуга с улыбкой захлопнула за ним дверь. Спустился по лестнице, медленно зашагал по тротуару, остановился, двинулся дальше — еще более грустной и медленной походкой. Вдруг его окликнули. Обернулся. Увидел запыхавшуюся прислугу.

— Идите назад, — сказала она, — молодая барыня просят вас к себе.

Снова навстречу вышла мать. С тем же высокомерием оглянула, произнесла:

— Я не хотела вас принять, господин Гордон, но моя дочь добрее меня.

Остановился в раздумье: в какую дверь?

— Прямо. Нора, зажгите свет.

Сделал несколько шагов по коридору, открыл без стука дверь и, смущенный, остановился на пороге. Анна лежала в постели яркая, сияющая — в вечернем гриме, с тщательно взбитой прической. Из-под одеяла видна длинная белая голая спина. В комнате накурено, пряно. Заметил на туалетном столике множество хрустальных флаконов и крохотных баночек в золотой и серебряной оправе. Заметил вскрытую коробку с сигаретами.

— Садитесь, Александр, я вас так давно не видела.

Смотрела на него, широко улыбаясь, весело и нагло. Позевывая, вытянула длинные руки, покрытые легким рыжим пухом, с узкими ладонями и блистательно-розовыми ногтями.

— Мне сказали, что вы ушли, и я послала за вами вдогонку.

Полуприсела и обнажила бедро. С удовольствием поймала его неспокойный взгляд. Долго не закрывалась, потом небрежно подтянула одеяло.

— Как живете? Рассказывайте. Садитесь, наконец!

Завернулась в одеяло, отодвинулась, показала: вот здесь можно сесть. Он опустился на ее кровать, смущенно сторонился, хотел быть подальше от ее тела. Протянул руку за сигаретой, в задумчивости раскручивал табак.

— Дайте и мне.

Когда зажигал спичку, столкнулись лбами. Знал, что она убеждена: вот-вот грянет поцелуй. Не поцеловал, несмотря на исключительные удобства момента. Взглянула на него снизу, затем сбоку, взяла за руку, засмеялась.

— Ого! Вы грустный?

— Да, Анна.

— Неужели вам мало того, что я согласилась принять такого негодяя… то есть вас? Говорите скорее, в чем причина вашей грусти?

Взял руку, лежавшую на его колене, стал незаметно гладить ее своими огрубевшими от строгальной работы пальцами.

— Вы можете мне помочь, Анна.

— Вот как!

С оскорблением отдернула руку. В глазах заиграла злоба. Они сузились, вдруг стали противными.

— Значит, вас привела ко мне корысть? Может быть, вам нужны деньги? Говорите!

— Нет, Анна, денег мне от вас не нужно.

Заговорила быстро и зло, будто зашипела: