Валерий Осипов - Разрушение храма

Все правильно, подумал Курганов. Это уходит от меня моя прежняя жизнь. Двадцать семь моих розовых и наивных лет, когда мне все удавалось с первого раза, с первого усилия, уходят от меня на противоположный берег реки.

Все правильно.

Он перешел на левый берег. Она стояла перед подъездом «Пале д′Орсей» и смотрела вверх, на окна гостиницы… Любил ли ты ее, Курганов, эту женщину с усталой спиной и усталым лицом, с которой ты прожил свои четыре молодых мужских года, свои первые четыре женатых года, которая четыре года спала на твоей правой руке, которая получила от тебя твою самую первую, самую молодую мужскую страсть, которая родила тебе сына, которая подогревала твое честолюбие и активизировала твои силы, которая все эти четыре года требовала от тебя, чтобы ты добился работы за границей, которая увлекла тебя в эту поездку и в этой же поездке предала тебя?

Любил ли ты ее? Какое место занимала она в твоей жизни? Что значила она для тебя? Почему так долго ты не можешь забыть ее?

Да, любил. Она встретилась мне в трудную пору моей жизни — на переломе между юностью и зрелостью. Она протянула мне руку помощи в эту трудную пору, она проявила себя сначала хорошим товарищем, другом, а уж потом я узнал ее как женщину, и это было необычно, это было ново для меня тогда, во времена моих легких побед на всех стадионах, во всех бассейнах, на всех танцевальных верандах и во всех парках Москвы… А когда мне стало плохо, она, еще совершенно не зная меня, помогла мне. И это запомнилось… Потом я узнал ее лучше, узнал ее семью (отца и мать — и они тоже понравились мне), я стал ухаживать за ней и женился на ней. (Вот только не нужно мне было, наверное, по ее совету стихи совсем забрасывать… Но тогда я, может быть, не сумел бы себя проявить как журналист в Великих Луках, и меня не заметили бы в Москве, и я не попал бы сначала в большую газету, в отдел фельетонов, а потом в «молодежку», не изъездил бы всю страну, не полетел бы после Двадцатого съезда в Якутию. Впрочем…)

Нет, нет, я любил ее. Я очень любил ее, как самую первую свою и самую настоящую женщину.

Она была моей спутницей при переходе из юности во взрослую жизнь. Она открыла мне радость семьи, счастье отцовства, она четыре года полностью владела всем моим чувственным миром. Этого забыть нельзя.

Но она же и предала всю эту нашу общую жизнь, нашу любовь, нашу семью, мое отцовство и все мои чувства и ощущения, связанные с началом моей мужской жизни, рожденные ею. И этого тоже забывать нельзя.

Но все равно я любил ее. Может быть, даже люблю и сейчас (и оттого так долго не могу забыть ее). Может быть, мне действительно стоит как-то помочь ей — ведь ей же плохо сейчас (слезы-то возле Жанны Д′Арк были настоящие, уж я-то знаю).

И, почувствовав, как где-то внутри у него рождается какая-то необычная, давно уже вроде бы и забытая им горячая, большая волна радости и облегчения, Курганов шагнул было к жене, но в это время входная дверь «Пале д′Орсей» открылась и на набережную Анатоля Франса из подъезда гостиницы вышел Он, ответственный работник «Интуриста».

Жена повернулась к Олегу. Глаза ее были опущены.

— Все могло бы быть по-другому… — тихо начала она и замолчала. — Все могло бы быть по-другому, если бы…

Но узнать, что было бы, если бы стало возможным это таинственное и загадочное «если бы», Курганову так и не удалось.

Из-за угла улицы Сольферино на набережную Анатоля Франса выехал красно-белый автобус с огромным синим морским коньком-горбунком (фирменным знаком компании «Эр Франс») на том месте, где у обычных рейсовых автобусов находится номер маршрута.

— Быстро грузить вещи, товарищи! — зычным и хлопотливым голосом опытного массовика закричал ответственный работник «Интуриста» и захлопал для большей доходчивости и действенности своих слов в ладоши. — Опаздываем в аэропорт!

Через полчаса автобус уже катил по Буль-Мишу (бульвару Сен-Мишель) в аэропорт Орли.

Шофер автобуса оживленно обменивался приветствиями с полицейскими почти на каждом перекрестке. Приблизительно на полдороге (уже в предместье) он вдруг остановил машину около небольшого кафе, энергично хлопнул дверцей и решительным шагом вошел в кафе. Курганов, сидевший у окна со стороны тротуара, видел, как бравый водитель одним глотком выпил у стойки рюмку и тут же попросил налить вторую. Ответственный работник «Интуриста», пристально следивший через окно за действиями водителя, беспокойно заерзал на своем месте.