Александр Осипенко: Огненный азимут

— Думаешь, это так просто?

— Нам с тобой не просто, Валенде тоже. Ну, а Прусо­ва... ты же знаешь ее. Коршуков — тот сможет. Хитрый и умный.

— Защищаешь ты его.

— Признаться, люблю таких. Но не в этом дело. Нам свой человек, работающий у немцев, понадобится.

— Любить — твое дело, а доверять наше общее.

— Сомневаешься? А вот я не сомневаюсь. И тебе, и Ва­ленде, и Коршукову верю... Значит, ты у этого Ланкевича остановишься? А ты его хорошо знаешь?

— Мой ученик. Если плохо воспитал, значит, я сам виноват.

— Вот это по-партийному. Прусова пусть пока у матери поживет.

Тышкевич растерялся.

— А может, ей где-либо в другом месте поселиться? Боюсь я за Веру...

— Нет, дома лучше, Я было нашел ей пристанище. И что ты думаешь, в первый же день с хозяином поцапалась, на улице митинговать начала. Ко-онспиратор!.. В Жижене ее знают, привыкли к ее крикам. Да и люди там хорошие. Пока я базу на Лисьих Ямах создам, вы тут среди людей будете, Задача ясная — надо создавать подполье. Так что ищите людей, оружие собирайте. А я вскоре за вами приду,

— Может, самому не следует ходить? Тебя тут знают.

— А что, у меня на лбу написано, что я Галай?.. Если знают, легче работать... Ну, пошли, а то, смотри, как Пру­сова на нас косо смотрит...

Они подошли к Валенде и Прусовой. Галай поправил ремень на гимнастерке.

— Вот вам, товарищи, мой заместитель на всякий слу­чай,— сказал он и положил руку на плечо Ивана Анисимо­вича.— А теперь давайте разойдемся.

Он протянул Тышкевичу руку:

— До скорой встречи, Иван Анисимович.

Из-за Рассек, обходя деревню, по полю двигались три танка. Они с ходу перебрались на эту сторону небольшой речки, подмяли под себя прибрежные кусты и уже шли по лугу прямо сюда, на них. Огромные хоботы пушек, казалось, ловили на прицел четырех человек, которые растерянно стоя­ли на пригорке. Валенда присел и зло приказал остальным:

— Ложитесь!.. Может, немцы.

Прусова пренебрежительно скривила губы.

— Наши "КВ". Разве не видишь?

Под горой танки остановились. Башня одного из них открылась, показался танкист. Он снял шлем, пригладил волосы. Взгляд его остановился на людях, стоящих на при­горке. Он помахал им рукой.

— Пошли, товарищи,— сказал Галай.— Может, дорогу хотят спросить.

— А стоит ли рисковать? — осторожно спросил Вален­да, до его не послушались.

Когда они сошли вниз, танкисты уже стояли на земле, рассматривая карту.

— Кто такие? — спросил тот, что первым вышел из тан­ка, молодой капитан.

— Отступаем,— за всех ответил Галай.— А вы из го­рода?

— Собираемся вот здесь немцев встретить,— ответил капитан.— А вы давайте подальше отсюда. Немец скоро и здесь будет. Не медлите, пока есть надежда выбраться.

С заднего танка кто-то окликнул капитана.

— Баталов, давай на самую гору взберемся.

"Знаменитая фамилия",— подумал Тышкевич.

2

В первые минуты, когда Михась Ланкевич узнал, что началась война, и потом, когда он слушал выступающих на митинге у колхозной канцелярии, и еще позже, когда стоял под окном клуба, слушая марши по радио и выступления знаменитых людей, душу его переполняли противоречивые чувства. Казалось, наступило время, которого он давно ожи­дал, начинаются дела, к которым стремился он все эти, на его взгляд, серые, однообразные для него годы. И почему-то было страшно, хотя уверенность в скором завершении войны не покидала его ни на минуту.

Он прислушивался к тревожным разговорам людей, при­сматривался к посуровевшим мужчинам и заплаканным женщинам и радовался, что лишь он один не воспринимает войну как какое-то горе. "Враг никогда не сдается. Его уни­чтожают в бою,— думал он.— И тем лучше, что это началось теперь. Это будет наш последний и решающий бой. И я в этом бою буду не последним..."

Ночью он долго не мог уснуть. Было неловко лежать на мягкой постели, которая пахла травой — в субботу мать на­била матрас аиром, — когда где-то далеко-далеко отсюда гремят бои и, возможно, такие же, как и он, парни несут освобождение людям от фашизма. Ему хотелось быть там, чтобы, не приведи бог, не пропустить "знаменательно-исторические события". Иногда ему казалось, что война уже закончилась,— так тихо было вокруг, и тогда он садился на кровати, долго прислушивался к тишине и думал о неспра­ведливой к нему судьбе. Младший брат (выпускник медтехникума) уже побывал в Западной Белоруссии, видел Бесса­рабию и теперь, наверное, освобождает Румынию от фаши­стов, а он нигде еще не был и никогда еще не видел настоящего боя.