Александр Котов - Похищение Прозерпины [Рассказы гроссмейстера]

В дождливый апрельский вечер по Гоголевскому бульвару в Москве шел высокий худой человек. Был он в ботах, в черной изрядно поношенной шляпе и старинного покроя касторовом пальто. Шел он не спеша, около каждого здания останавливался, внимательно рассматривал вывески и сверял номер дома с зажатой в руке запиской. Найдя, наконец, дом, который ему был нужен, он постоял немного у входа, как бы собираясь с духом, затем решительно потянул большую ручку двери. С трудом справившись с двумя дверными створками, пришелец попал в ярко освещенный вестибюль. Осмотревшись, он долго вытирал боты о коврик, уже изрядно взмокший, затем величественным движением сбросил на руки гардеробщика пальто. Было что-то особое, внушительное в этом человеке. Ни гардеробщик, ни отступивший в сторону контролер даже не спросили у него пропуска.

— Если не ошибаюсь, это шахматное кафе? — обратился он к контролеру.

— Нет… Это Центральный шахматный клуб, — смутившись, ответил тот.

Когда гость снял пальто, служащие переглянулись в изумлении — настолько необычен был его вид. Странный, очень странный пиджак был заметно ему велик; из большого воротника пелериной, словно птенец из гнезда, высовывались длинная шея и плоская голова с огромным носом.

Миновав просторную лестницу со старинной лепкой на потолке и стенах, гость попал в маленькую приемную, где на стенде красовались портреты восьми чемпионов мира, а в просторном шкафу были выставлены многочисленные трофеи и призы. Гость надолго прилип к стеклам шкафа, разглядывая большой золотой кубок — приз сильнейшей команде мира. Голова его склонилась набок от удовольствия.

В одном из простенков соседней комнаты сквозь открытую дверь он увидел большой портрет Чигорина. При взгляде на него в глазах гостя загорелся радостный свет, как при встрече со старым знакомым. Потом он перешел в увешанный картинами зал, освещенный огромными люстрами. Тут было пусто, только вдоль стен стояли полированные шахматные столики. Посетитель вышел в кулуары, и глаза его вновь заблестели: он нашел, наконец, то, что ему было нужно.

За шахматным столиком в глубокой задумчивости сидели два старичка. Молча и отрешенно глядели они на белые и черные деревянные фигурки, изредка осторожно передвигая одну из них на соседнюю клеточку. Пришелец на цыпочках, чтобы не мешать играющим, подошел к столику и осторожно присел на стул. Тотчас его большой нос начал медленно приближаться к шахматным фигуркам и вскоре повис посредине доски, как раз между двумя лагерями белых и черных армий. Увлеченные борьбой старички даже не заметили его прихода, и вскоре все трое застыли в молчаливой неподвижности.

Так прошло более часа. Партнеры закончили партию и, поменявшись цветами фигур, начали новую. Все это время наш гость просидел молча. Его голова с длинным носом, нелепая шея, торчащая из огромного воротника-пелерины, напоминали голову какой-то странной сумрачной птицы. Не мигая, смотрел он на черные и белые фигурки, провожая взором их передвижение.

Но вот он пошевелился, повернул плоскую голову, сунул руку в карман пиджака и вынул почерневший от времени портсигар. Раскрыв его, достал коричневыми от табака пальцами папиросу, зажал конец ее сморщенными губами и поднес зажженную спичку. Все это он проделал очень ловко; затем нос его вновь повис над доской. Теперь лишь густые клубы дыма над головой свидетельствовали о том, что он еще не уснул.

В этот момент за его спиной появился мужчина выше среднего роста, с седеющей головой и энергичными, быстрыми движениями. Заглянув сбоку в лицо курящего, он задал серию быстрых вопросов:

— Вы как, товарищ, вообще-то? А? Соображаете? Что это такое, я вас спрашиваю? Не-поря-док! Порядка-то нет?!

Пришелец медленно повернул голову, приподнялся со стула, выпустил изо рта дым так, чтобы не задеть никого струей, и тихо сказал:

— Пардон…

В этом грассирующем «пардон» было что-то необычное, остановившее на миг подошедшего мужчину; однако, преодолев смущение, он продолжал допрашивать странного гостя, размахивая возле его лица растопыренными пальцами.

— Это что? Папироса! А курить-то в клубе, что? Нельзя!

Гость неподвижно смотрел на говорящего, лишь изредка кивая головой.

— Пардон, — снова повторил он, не зная, куда девать зажженную папиросу. Его растерянность окончательно умилостивила блюстителя порядка, и он произнес уже с улыбкой, дружелюбно: