Сергей Малашкин - Девушки

— Кто едет с тобой в Рязань-то?

— Даша Кузнецова.

— Так и знала! Две нерасставухи!

— Тебе это не нравится, мама?

— Больно озоруете вместе-то!

— И меня считаешь озорницей? И не любишь?

— Хотела бы не любить, да не могу. Да и Дашу… Поезжай лучше с Катей, та посерьезнее будет. А с Дашей натворите делов, как…

— Как осенью!

— Боюсь, что и масло отдадите…

— Как яблоки!

— Да, вот этого я и боюсь!

— Масло и мясо колхозные, не отдадим, не бойся. А яблоки наши, из усадебных садов. Мы потому и решили сдать их в лазарет. Что ж тут озорного-то? Раненые бойцы полакомились. Ты должна, мама, похвалить за это Дашу и меня.

— Если бы ты, девка, знала, сколько стоило тогда на базаре каждое яблоко, так ты бы…

— Ох, мама! Вот этого я не люблю в тебе! — воскликнула Ольга. — Мне даже не верится, что ты такая жадная!

— А ты очень простая. Ну, прямо благодетельница для всех…

— Не для всех, а для тех, у кого мы в долгу. Папа меня и Дашу похвалил, сказал: «Правильно, девчата, поступили».

— Ой, не говори мне о старом дураке! — сердито воскликнула мать. — Твой отец на трех войнах был, от его героизма у меня сердце почернело. Вот и теперь ушел в партизаны. Что, без него не обошлись бы?

— Папа иначе не мог.

— Девка, не режь мне сердце!

Ольга замолчала. Повернувшись к зеркалу, висевшему на стене над комодом, расплела косу. Темно-русые волосы рассыпались по плечам.

Расчесывая их, Ольга взглянула в окно. На завалинке синел снег. Синица носиком чистила перья крылышек. На серой дороге над оттаявшими кучами конского навоза чернели галки — выбирали из помета непереваренный овес. Где-то трещала сорока: «Та-та-та, та-та-та! Я все понимаю, я первая умница».

Прислушиваясь, Ольга улыбнулась. «Удивительно, как эта сорока напоминает Феню! Та тоже вот так трещит на собраниях…»

— В этом платье поедешь? — спросила мать из кухоньки.

— Да.

— Надень похуже, ситцевое. Не надо трепать шерстяное в дороге.

— Поеду в нем. И пальто надену.

— И, конечно, фетровые ботики?

— Ботики возьму с собой, надену их в городе.

— Уж не в кино ли пойдете?

— Отчего же, мама, и не сходить!

— Ой, девка, боюсь я за тебя!

Ольга рассмеялась и, положив гребень на комод, стала заплетать волосы в косу.

Вошла Даша. Глаза ее сияли, ямочки на румяных щеках вздрагивали. Она разделась, повесила пальто на вешалку. Затем подскочила к Ольге, обняла ее и поцеловала в затылок. Заглянула в зеркало и, встретившись там глазами с подругой, рассмеялась и запрыгала по комнате. Складки шелковой юбки вспыхивали голубыми бликами. Светлая коса слегка раскачивалась. Ольга отвернулась от зеркала, остановила взгляд на подруге.

— В шелковом?

— Правда, оно идет ко мне? — обернулась Даша.

— Очень, — ответила Ольга. — Тебе все к лицу!

— «В этом я уверена, — смеясь пропела Даша. — Выйду замуж за…» За кого, ты думаешь? А вот сейчас погадаем.

Она шагнула к радио, включила. Из рупора полились звуки вальса.

Даша подлетела к Ольге, обняла ее за талию, и девушки закружились в танце. Подолы юбок взлетели и веером плавно заколыхались в такт музыке. Мать Ольги выглянула из-за двери, вздохнула и, сложив руки на груди, застыла в удивлении. Ее старое, морщинистое лицо с каждой секундой становилось добрее и мягче.

— Ай-ай! — шептала она и покачивала головой. — Ай-ай!

Дверь открылась, и на пороге остановился председатель колхоза.

— Вот-те на! — пробормотал он и смущенно погладил ладонью седую бороду. — А я думал, они готовы…

Девушки враз остановились и, пряча улыбки, скромно сказали:

— Мы давно готовы, товарищ председатель.

— Лошади запряжены, надо ехать, — сказал Григорий Васильевич.

Ольга и Даша стали одеваться.

— Григорий Васильевич, боюсь, что они протанцуют и масло и мясо в Рязани. Послал бы вместо этих озорниц других девушек или женщин, — посоветовала мать Ольги.

— Лучше Ольги и Даши у меня нет, — возразил Григорий Васильевич. — Тихони не только товар проворонят, а и лошадей потеряют.

— Спасибо, дедушка, за добрые слова! — застегивая пальто, поблагодарила Даша.

— Поехали, — сказала Ольга.

Девушки по очереди обняли и поцеловали Анну Петровну и, схватив чемоданчики с провизией, выбежали из дома. За ними последовали председатель и Анна Петровна.

— Кум! — остановившись на крыльце, позвала она.

— Что, кума? — замедляя шаг, отозвался Григорий Васильевич. Предвесенний ветер трепал у него на груди белую бороду.