Сергей Гуськов - Пути и перепутья

— Мне? О Хаперском? — Я вскочил. — Ни за что! Понимаете?..

— Клади удостоверение!

Хаперский во все глаза смотрел на меня с газетного листа.

— Нет! — Я прижал рукой карман с корреспондентской книжечкой. — Не могу!

— Тогда не перебивай!.. Хаперский вчера вернулся, а на днях насовсем уедет в Москву. Его, наверно в пику Прохорову, замминистра берет к себе — референтом. Квартиру сулят московскую. В общем, Хаперский устроился как бог… — Оборотов лизнул пересохшие губы, прямо из графина глотнул воды. — Он мне звонил, а сейчас у Чечулиных. Там его и перехвати. Построй очерк на том, как и от чего Аркадий шел к своему проекту…

— Но он его украл! — вырвалось у меня.

— Украл?! — Оборотов опустился на стул, глаза его будто примерзли к очкам. — Есть доказательства?

— У меня? Доказательства?.. Н-не знаю…

— Впрочем, есть или нет — какая разница? Что теперь сделаешь? — Оборотов приподнял центральную газету. — На гарнирчик, чтоб очерк не был сухим, подай какой-нибудь эпизод — школьный или военный…

«Но он же трус!» — чуть не крикнул я, тут же услышав встречный вопрос: «Есть доказательства?»

Крыть было нечем. Я промолчал. А редактор, обойдя свой широкий стол, нажал на мое плечо костистой рукой.

— Считай, это первое тебе серьезное поручение, и лишь от тебя зависит, чтоб оно не стало последним. Конечно, не фунт изюма — выдать очерк за день. Но, кроме тебя, поручить некому.

Я вышел от Оборотова, уже не думая о Хаперском. Что-то сдвинулось во мне. Так, ныряя к земле сквозь непроницаемую облачность, теряешь из виду и небо и землю и будто слепнешь в сырой ватной мгле. Но выручают приборы — бесстрастные, точные, или включается спасительный автопилот. Вот, кажется, подобный «автопилот» и взял меня под опеку. И я подчинился ему, подсознательному стражу моих поступков.

И этот мой автопилот повел меня прямо к Чечулиным — без колебаний, механически. Знакомая арка, скользкая крышка гидранта, скрипучая лестница — приметы верного курса. За дверью Чечулиных громко смеялись. Я постучался. Открыла Ира и на этот раз не позвала мать. Только отступила на шаг и, склонив к плечу голову, осмотрела меня сквозь прищуренные веки, как нелепый посторонний предмет. В платье вишневого цвета, с модной прической, она стала еще красивее. Но голос прозвучал грубовато, как у Олимпиады:

— Зачем ты явился? Не будь мальчишкой.

Мой автопилот не ведал ни преград, ни стыда — с расчетом, чтобы слышали все, я громко сказал:

— Мне нужен Хаперский. Он здесь?

— Василий? — из комнаты, будто караулил, тотчас вышел Аркадий. — Быстро ты, однако!

Он заметно осунулся — видно, крепко выложился ради своей аферы, но все, начиная с ботинок, костюма, сорочки ослепительной белизны до дежурной улыбки на обостренном лице, было новеньким как с иголочки.

— Солдат всегда солдат! — Он снисходительно хлопнул меня по плечу. — Приказано — явился! — И уже домашним тоном объяснил Ире: — Он от Оборотова. Они, чудаки, решили очерк обо мне дать… Запоздало, провинциально, но… — И он повернулся ко мне: — Я скоро. Подожди, если хочешь. Олимпиада Власьевна Москвой интересуется.

— А что ей интересоваться? — раздался на всю квартиру голос нашей Липы Березовны, подоспевшей в прихожую. — Москва есть Москва! Не дыра какая-нибудь! И если Ира не возражает, то бог с вами, поезжайте. Авось и меня, старуху, не забудете. Только учтите, младенцев нянчить не буду. Хватит! Со своими намыкалась!

— Что вы, Олимпиада Власьевна! — Хаперский зарозовел. — Я очень вас уважаю…

— Не лебези. — Чечулина подалась от него в сторону. — Я сказала тебе: дочь сама все решает.

Ира, окрестив руки, охватила ладонями плечи, скользнула по мне невидящим, отчужденным взглядом и скрылась в комнате. Хаперский поспешил за ней.

— Ну что? — воинственно подбоченилась передо мной Олимпиада. — Яружкой устроился?

— Ярыжкой, мама! — послышался голос Раисы в соседней комнате, и крупная голова Олимпиады горделиво вздернулась.

— Небось вокруг Лизоньки своей хлопочете? Письмо-то в Москву подписал? Пишите куда хотите! Глупость-то свою выказывайте!

Уже потом я подумал: а хорошо бы было сообщить Липе Березовне и о подписи Хаперского — вот был бы скандал! Но я стоял намертво.

— Аркадий! Долго тебя ждать?

— Боже мой! — донеслось из гостиной. — Что за спешка?! Не хочешь, не жди, встретимся на заводе. Я к обеденному перерыву в цех приду, рассчитываться!

И мой автопилот повел меня на завод — в комитет комсомола.