Сергей Гуськов - Пути и перепутья

— Значит, выстрел был? — спросил Оборотов вместо приветствия. — Ну а канонаду мы сейчас создадим! — Он поднял за уголок свой экземпляр статьи Хаперского. — Это пока в сторону. Правильно? Начнем с собрания. Леночка, сюда! — Он пригласил машинистку, скинул пиджак и заходил по комнате. — Значит, так… «В комитет комсомола завода поступило заявление…» Не в сам комитет? Хорошо, Пролеткин… Просто: «От группы рабочих поступило заявление…» Ведь у вас и повестка дня такая была! Заявителей не указываем — так? О чем заявление?.. Наряды, простои? Сейчас не до мелочей!.. Леночка, пиши: «…о плохой организации труда в механическом цехе». Написала? Дальше. «Это заявление стало темой вчерашнего цехового комсомольского собрания». Теперь все как по маслу… «С сообщением об итогах проверки этого заявления, проведенной заводским комитетом комсомола, выступил его секретарь Олег Иванович Пролеткин…» Так?

— Лучше без отчества, — заметил Олег.

— Хорошо! Пишем дальше!..

«В результате деловой критики, показавшей высокую сознательность и государственную зрелость рабочих… собрание сумело за отдельными частными фактами разглядеть неприглядную картину, создавшуюся в результате порочного руководства цехом со стороны его начальника товарища Ковригина… Ковригина…» Дальше: «Особенно принципиальным, деловым и глубоким было выступление молодого инженера Аркадия Хаперского».

— Это правильно! — поддержал Олег.

— Тогда все в порядке! — обрадовался Оборотов. — Прикладываем, Аркаша, твое выступление. Ты же по статье шпарил? Так… И теперь в двух-трех словах концовочку.

— Минутку! — Олег, что-то черкавший на подоконнике в своих бумагах, выпрямился. — Пишите, Лена: «Большую работу по подготовке собрания провел инспектор отдела кадров Петр Щербатый». — Заметив, что Лена вопросительно смотрит на Оборотова, Олег подал ему подчеркнутые страницы, объяснил: — Это очень нужно. Тут данные по молодым рабочим. Всего два абзаца…

— Пойдет! — мельком проглядев их, воскликнул редактор и тут же продиктовал Олегову вставку и свою концовку: обкатанные фразы примыкали друг к другу как кирпичи.

Кончив диктовать, редактор устало бросился в кресла.

— Славно поработали! И наборщиков не задержим… Леночка, стрелой в типографию!.. Да! А подпись-то? — спохватился он. — Хаперского? Нельзя… О нем в статье говорится. Пролеткина — тоже… Эх! Рискну подписать сам! Нет возражений, Олег?

— А Протасов?

— Протасов пока стажер, — небрежно перечеркнул редактор все наши прежние с ним разговоры. — На такую статью его подпись не тянет… Ему надо еще имя завоевать.

— Вам виднее, — Олег пожал плечами и вдруг нахмурился. — Все? Можно идти? А Василий вам нужен?

— Нет, может быть свободен.

Оборотов уже сбрасывал в корзину ненужные бумаги и не оглянулся на нас, но Хаперский вышел проводить.

— Ты вроде чем-то недоволен, Олег? — насторожился на лестнице. — Дело абсолютно чистое!

— Знаю, — Олег отвернулся. — Я просто устал и без обеда.

— Организовать машину? Только скажи!

— Мы лучше пройдемся.

— Поверь, Олег… Я очень высоко тебя ценю…

— Скотина! — с яростью сказал Олег на улице, когда мы остались вдвоем. Через несколько шагов он успокоился. — Я не про Хаперского, трудно его понять, очень уж вокруг меня нынче суетился. А на собрании был на коне — основательно выступил, вовремя… Я и не про Ковригина — мне его даже малость жаль… Сядет человек не в свои сани, трясет его, выбрасывает из них, он уже весь в синяках, а все равно за них держится. Что за радость? Я, Васька, про себя! Был момент — чуть не сдрейфил, — когда про Надю бузу затеяли. Врезали мне прямо под дыхало!… Даже выругаться захотелось. Оскомина от всех разговоров в этом цеху. Только и слышишь: «Правду не найдешь…», «У нас тот прав, у кого больше прав» и прочее — целая философийка. Откуда? В зале, я видел, фронтовики сидели. Под пули, под огонь смертный лезли, себя не жалели. А тут чего берегут? Свой покой? Но что за житуха, если не цех у них, а болото?.. Вот и выходит: как на войне, так и в мирной жизни без мужества не обойтись. Без гражданского мужества… Говорят, дурной пример заразителен, с этим трудно спорить. Но добрый, положительный, я уверен, сильнее! И Володька прав — в людях много хорошего. Только встать открыто, во весь рост порой не легче, чем в атаку первым подняться… В том-то и пироги!..

Когда Олег начинал «проговариваться», мой рот замыкался наглухо. Друг выкладывал передуманное, выстраданное, а меня заставал врасплох. И я едва успевал следить за скачками его мыслей.