Федор Панфёров - Борьба за мир [2-я редакция]

— Возьми. Генералу было приготовил, да найдем.

— Благодарим, Егор Иванович! — И Сиволобов в новых сапогах ринулся за пехотой, а за ним и Николай Кораблев.

На рассвете второго августа тысяча девятьсот сорок третьего года с высотой «сто восемьдесят два» все было покончено: поврежденные пушки, танки, пулеметы, минометы, склады с боеприпасами и продовольствием — все досталось пятой дивизии.

В это утро, на рассвете, вместе с Сиволобовым на высоту попал и Николай Кораблев. Он и особенно Сиволобов ожидали, что им придется вступить в жестокую рукопашную схватку. Но на возвышенность они поднялись последними, потому что оба были измучены и тянулись в хвосте. Здесь они увидели, что вся площадка, занимаемая врагом, завалена трупами. Трупы лежали всюду: около блиндажей, окопчиков, «крабов». Было странно то, что почти ни один фашист не был убит пулей: каждый из них лежал или с распоротым животом, или с перерезанным горлом.

— Не ухватили мы, не ухватили! — горестно жаловался Сиволобов. — Ай-ай! — тоненько вскрикнул он. — Иных ножичками почиркали, а этих вот «катюша» погладила. Вишь, этому черепушку снесло. Остальных — ножичками… Ай да пластуны!..

Николай Кораблев вспомнил, что пластунов он видел в батальоне Коновалова. Гибкие и стройные, вооруженные маленькими, присланными в подарок от Златоуста ножами, пластуны ползали, как ужи, перебегали поляны, как серны, взбирались на горы легко и просто, а ходили бесшумно, как тени.

— Так это наработали пластуны? — спросил Николай Кораблев, глядя на трупы.

И все сметено: деревья, до этого зеленые, красивые, теперь торчали обугленными стволами; земля выжжена, будто на нее пала огненная лава… И всюду трупы, трупы, трупы, подбитые, изуродованные танки, пушки, пулеметы. А надо всем этим — убитым, исковерканным, сожженным — солнце.

— В Орел! Давай в Орел: туда рукой подать, — бормотал Сиволобов, шагая через трупы, как через разбросанные бревна. — Жили-то как!.. Жили!.. И перины тебе, и зеркала тебе. Ух, ты! А у этого и ванночка была.

Ближе к центру, там, где, очевидно, находился штаб, валялись распоротые перины, битые зеркала, столы и стулья всех видов и опрокинутая ванна.

— Айда-пошел! Айда-пошел! — заторопил Сиволобов Николая Кораблева и, взобравшись на горку, добавил: — Наперекосок давай! А то наши-то во-он где: вышли на дорогу. Давай наперекосок — и догоним!

Где-то что-то методически стукало, как будто кто-то заколачивал огромным молотком сваи. Стуки эти неслись из отдаленности. Николай Кораблев прислушался и определил, что советские части уже бьют врага за Орлом.

«Если верить Анатолию Васильевичу, то здесь свершилось величие! — радостно подумал он. — Значит, мы победили и нам не будет стыдно перед человечеством. Да и перед самими собой, черт возьми!»

Вскоре они, идя «наперекосок», переправились через запасные немецкие окопы с обвалившимися стенками, обошли перепутанную колючую проволоку, вышли на шоссе Орел — Мценск и… тут неожиданно опередили свою дивизию.

По шоссе шли танки с вмятинами и царапинами; на иных не совсем ловко работали гусеницы. Эти напоминали человека, натершего ноги: идет — и остановится.

За танками двигались пластуны. Они, присвистывая, пели песни, плясали, откалывая такие коленца, что Сиволобов воскликнул:

— Вот это да-а! Мы, пехотинцы, так не умеем. Наши-то вон бредут…

За пластунами шли пехотинцы. Их было не так-то много: может, три-четыре тысячи и те почти наполовину с перевязанными лбами, прихрамывающие. Казалось, всем им хочется одного — лечь и заснуть прямо вот тут, на шоссе. Но спать было не время, и вот кто-то в голове дивизии затянул песню.

— Не надо! Отставить! — крикнувший вышел из рядов.

Это был Коновалов. Увидав Николая Кораблева, он вяло козырнул, но в глазах блеснули искорки. Николай Кораблев не встречался с ним с того самого часа, когда они разговаривали в блиндаже у Михеева. И тут, припомнив, как Коновалов во время наступления вырвался вперед своего батальона и ринулся на врага, Николай Кораблев произнес:

— А я вас тогда видел…

Коновалов не сдержал радости и, невольно расплываясь в улыбке, проговорил:

— Я так и думал: видите вы меня. Ну, а вы как: вкусили?

— Да, я потом пошел… с последними. И попал, знаете, в такое. Перепугался — ужас! Подумал: «И чего меня потащило? Бежать надо обратно». И тут же мне стало стыдно: убегу, а ваши ребята про меня скажут: «Потрепался, что пойдет в атаку, и удрал».