Смена подходила к концу. «Помоюсь, пообедаю и — в парк», — думал Криница и уже представлял, как встретится со Светланой, как расскажет о своем обмане. А может быть, пока не надо говорить об этом? Еще обидится и уйдет. Может быть, девушка согласилась прийти на свидание потому, что принимает его за артиста? От этой мысли становилось обидно.
Вдруг прекратилась подача воздуха. Отбойный молоток бессильно замер в руках.
— Что за чертовщина? — выругался Серега, освобождая застрявшую в пласте пику.
Из соседнего уступа спустился Мишка Яровой.
— Энергию, наверное, в компрессорной отключили, — проговорил он, поудобнее устраиваясь на стойке. — В честь воскресенья пораньше на-гора поднимемся.
Когда Серега с Яровым спустились в штрек, там уже было многолюдно. Шахтеры стряхивали с себя угольную пыль, громко переговаривались. Они еще не знали, что на поверхности их встретит страшное слово — «война». Они гомонили в штреке, а война уже стальной лавиной танков катилась по советской земле, сжигала созревающие хлеба.
Стиснув зубы, слушали шахтеры правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Безмолвной стеной стояли они под репродуктором.
Стихийно возник митинг. Не было на нем ни стола, накрытого красным сукном, ни трибуны, ни графина с водой. Гневом сверкали глаза людей, сжимались кулаки.
— Узнают проклятые фашисты, где раки зимуют! — выкрикивал Мишка Яровой. — Добровольцами пойдем! Почувствуют фашисты, как с шахтерами дело иметь!
— Составляй список! — первый поддержал Ярового Криница и невольно подумал о Светлане.
Первым в список добровольцев Яровой записал себя, а потом уж Серегу Криницу.
Помывшись в бане, друзья пошли в столовую. Хотели выпить, но водки ни в одном магазине не оказалось.
Война. Она громыхала где-то далеко-далеко, но ее дыхание уже чувствовалось повсюду. Суровыми стали лица людей, исчезли улыбки, смолкла веселая музыка. Из репродукторов гремели марши.
О свидании со Светланой Криница промолчал.
— Ты куда? — спросил Мишка, когда Серега в половине седьмого собрался уходить из общежития.
— Я скоро вернусь, — проговорил он.
— Жди…
Несмотря на прекрасный летний вечер, в парке почти не было людей. Старичок-аттракционщик одиноко сидел около своего хитрого механизма. Уродливая фашистская голова бессмысленно смотрела вдаль аллеи своими круглыми мертвыми глазами. Старичок узнал Серегу.
— Может быть, для почина стукнете? — спросил он скрипучим голосом.
Размахнувшись, Серега опустил кулак на лысину фашиста. Громко прозвучал в пустой аллее хлопок разбитого пистона, денег за удар старичок не взял: почин — дороже денег.
Ровно в семь на аллее показалась Светлана. Она была в том же платьице, только на ногах вместо босоножек белели туфли на высоком каблуке. Серега обрадованно пошел к ней навстречу.
— Я думала, вы не придете, — пропела она.
— Давайте посидим, — предложил Сережа и сразу же заговорил о войне. Он ругал фашистов, доказывал, что наши войска разобьют их в два счета.
Светлана молча слушала его, чуть покачивая головой.
— А вас возьмут на фронт? — спросила она и пристально посмотрела на Сергея. Глаза у девушки сегодня были темные, не плавали в них вчерашние голубинки.
— Наверное, возьмут, — нерешительно ответил Серега.
Светлана вздохнула. Потом они долго бродили по пустым аллеям парка, но сказать девушке правду Криница так и не решился. Около калитки, захлопнувшейся вчера перед самым носом Сергея, Светлана нерешительно попросила:
— Подарите мне на память вашу карточку.
— У меня нет с собой, — увильнул Криница, — но если хотите…
— Очень хочу, — ответила девушка и, не дослушав его, вынула из сумочки карточку Переверзева.
Серега повертел ее в руках, всматриваясь в темноте в знакомые черты артиста.
— Подпишите, — попросила Светлана.
Что же написать тебе, милая девушка? Снова обмануть тебя?
Серега нерешительно вынул из кармана ручку, стряхнул чернила.
Светлана ждала. Криница хорошо видел, как блестят в темноте ее глаза, как мнут пальцы плетеную ручку сумочки.
— Хорошо, — сказал он и, приложив карточку к калитке, написал прямо на лицевой стороне: «На добрую память Светлане от донецкого шахтера Сергея Криницы».
Немного подумав, добавил: «Смотри и помни».
Аэлита
Пятый месяц отступает взвод лейтенанта Барсукова. Пятый месяц бушующий океан войны крутит эту песчинку в водоворотах сражений, швыряет из огня в полымя. От пограничной речушки до широких донецких степей докатилась она и залегла на склоне глубокой балки. Надолго ли? Позади остались пылающие города и села, Днепр, розовый от крови, холмики братских могил. Из тех, кто отражал первый удар врага, во взводе почти не осталось никого. Несколько раз взвод пополнялся. Обычно это происходило ночью.
Читать дальше