Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

— Слушай, бесстрашный лев, — сказал Алеша, — если ты хоть на полградуса дашь неправильный курс… Ты меня понял?

— Я давно это понял, командир. Через семнадцать минут мы будем над Молчановым.

И все-таки Юта боится, подумал Алеша. Страх входит в нас помимо нашей воли, мы не можем не впустить его в себя, он пробивает нашу защитную оболочку и разливается, как чернильное пятно. А потом мы даем ему бой. Кто как может. Саша Дубилин — сосредоточенным молчанием, Юта — болтовней, я… А я? Что делаю я? Если бы у меня было больше времени, я тоже, наверное, начал бы изобретать какой-нибудь метод борьбы со страхом. Черт возьми, кому из нас хочется потерять все, что мы имеем: нашу любовь, наш смех, нашу надежду!..

Радист поднял руку — не мешайте!

— Что там? — кричит Алеша.

— Льдина раскололась… Они уже не могут нас принять. Молчанов говорит, чтобы мы возвращались.

И сразу же голос механика:

— Подумаешь, льдина раскололась! Не утопла же она, черт бы ее побрал!

— Надо знать, что за экипаж летит им на выручку… — говорит Саша Дубилин. — «Возвращайтесь…» Ну и насмешники!

— Вот типы! — засмеялся Алеша. — Настоящие экземпляры.

— Точно, командир. — Теперь уже смеются все. — Настоящие экземпляры. — Митя смотрит на них не то удивленно, не то растерянно. Как они могут вот так? Может быть, они ничего не понимают? Не понимают, что группа Молчанова погибает? Не понимают, что и сами могут погибнуть в любую минуту?

— Ну и типы, — подражая командиру, говорит он чуть слышно. И на губах его появляется улыбка.

Если бы не радист, сидевший прижавшись лбом к стеклу иллюминатора, они могли бы пролететь мимо лагеря Молчанова и тогда им пришлось бы долго кружить вокруг «квадрата 16-16», разыскивая стоянку. Митя увидел ракету в тот миг, когда она почти совсем погасла, скрывшись в снежной коловерти. Он закричал:

— С правого борта ракета!

Алеша развернул машину на сто восемьдесят и пошел так низко, что казалось, лыжи вот-вот заскребут по льдинам. И уже через две-три минуты увидел лагерь Молчанова. Горы снега, до самых крыш покрывшего деревянные домики, люди, сбившиеся в тесную кучку рядом с одним из домиков, собаки, вытянувшие морды в сторону самолета.

Опять взлетела красная ракета, потом еще и еще.

— Какого черта! — выругался Алеша. — Будто я сам не вижу.

Вокруг не было и полсотни метров ровного места. Словно огромной силы подводный взрыв искорежил, поднял на дыбы многотонные глыбы льдин, в клочья разорвал ледовое плато, и теперь все вокруг было похоже на белую долину, развороченную мощным землетрясением.

А чудовищная работа этого взрыва, кажется, продолжалась. Пролетев над лагерем, Алеша снова развернул машину и вдруг увидел, как в нескольких десятках метров от крайнего домика ледяная кора неожиданно взбугрилась, острая, словно пирамида, льдина качнулась и через мгновение исчезла в образовавшейся расщелине, из которой взметнулся фонтан воды. Из-за гула моторов Алеша ничего не слышал, но ему показалось, что до его слуха донесся глухой, зловещий грохот. Будто там, внизу, угрожающе зарычало чем-то разгневанное чудовище.

Алеша вспомнил радиограмму Молчанова: «Не продержимся». «Они не продержатся и двух часов, — подумал он. — Они обречены и отлично знают об этом». Сбились в кучку и ждут, когда наступит конец. У них совсем нет выхода… Самолет? Молчанов пускает красные ракеты: «Уходите. Зачем ненужные жертвы?!»

Юта напомнил:

— Три километра западнее стоянки. Это там…

— Знаю, — сказал Алеша.

Несколько часов назад там, наверное, действительно можно было сесть. Относительно ровная узкая полоса, только по краям сугробы снега и редкие глыбы льдин. За полосой и в начале ее — хаос, как и везде. Но эта полоса была пригодной.

Была. Теперь ее нет. Можно сказать, что нет. Почти нет. Она тоже подверглась разрушению. Сперва, видимо, раскололась надвое, потом от первой — самой широкой — трещины пошли другие. Поуже, но не такие узкие, чтобы через них можно было проскочить. Самолет в них не провалится, но остаться без лыж и винтов совсем просто…

Алеша сделал несколько кругов. Ветер свирепел все больше. Видимости не было никакой. Триста-четыреста метров — разве это видимость? Именно при такой видимости чаще всего и играют в ящик.

Митя опять кивал головой и шептал: «Понял… Понял… Я вас понял…» Потом сказал:

— Командир, Молчанов категорически запрещает садиться.

— Да? — сквозь зубы бросил Алеша. — Пошли ты этого Молчанова к…