Александр Зуев - Через сердце

Начштаба упрямо застрял на пороге. И, как давеча Мариша, пустился на хитрость:

— Э, не видали, кого слушать. Берите-ка пример с меня, я уже давно ни с кем ни о чем не спорю. Простите, я вас перебью, Петр Петрович. Вы знаете новость: к нам едет сенатор.

— Ах, да, да! — встрепенулся генерал. — Так что вы, со своей стороны, полагаете?

Начштаба высочайше поднял плечи и молча двинулся к столу.

За столом офицеры рассаживались по чинам. На председательское кресло, покрестившись, опустился генерал, справа от него сел начштаба. За капитанами и поручиками шли младшие. Последним уселся на краешке стола, рядом с прапорщиком Вильде, Мариша.

— Полага-аю, опя-ать из уговаривающих, — по-семинарски, нараспев, заокал хозяин «собрания», поручик Гедеонов. — Вон в соседней дивизии, слышно, тоже какому-то сенатору солдаты голову проломили. Подходили по очереди, говорили «здрасьте» да каской его — бац-бац по мягкой шляпе. Как же, едва унес с фронта ноги.

Грузный, с херувимски румяными щеками в бачках поручик гулко на весь дом захохотал.

— О боже мой! — поморщился генерал. — Ну, что тут смешного?

И, наклонившись к начштаба, сказал, понизив голос:

— Думается, не сбежал ли человек сюда от тыловых беспорядков? Вон жена мне сегодня пишет…

— К нам? — двинул большими ушами начштаба. — Да, голубчик мой, Петр Петрович, чем же тут лучше? За всю войну, даже во время самых страшных боев, я чувствовал себя спокойнее, чем сейчас. Враг кругом нас, разве вы этого не чувствуете? Мы не можем теперь верить никому, даже вот этим дуракам…

Начштаба кивнул в сторону несущих с кухни дымящиеся блюда Япошки и Наполеошки. И, как бы любуясь произведенным впечатлением, оглядел подавленно-мешковатого «куриного генерала».

«Родина — это живые люди…»

Позвольте, позвольте! А страна отцов? А родные могилы? Вот какой Иван Непомнящий этот Вильде!..

Как забыть эти железные стропила, отягченные синими гроздьями винограда, и этот сухой, выцветший воздух стеклянного склепа, и огонечек неугасимой лампады над мраморными плитами…

Какое это было важное дело — ежеутренне заправлять фитиль лампады! Это дело поручалось только ему, тогда еще румяному стрижке-кадетику, на горькую зависть младшим братьям.

Каждый раз после чаю, наскоро стерев мазки масла с пухлых щек, брал он в шкатулке матери большой ключ и важно шествовал по крутой тропинке, заросшей цепкими колючками трефоли, туда, вниз, где на площадке мелко дрожат в сладостном ветре широколиственные латании, где меж пышущих жаром каменных выступов на жуткой высоте над морем спрутами разлеглись мясистые агавы.

Здесь, на каменном порожке часовни, он по-военному склонял одно колено и крестился мелкими небрежными крестиками, скашивая глаза на тропинку, — там уже топали торопливые ножонки младших.

С усилием открывал он железную дверь и, стуча каблуками, обходил мраморные плиты, чтобы снять щипчиками ломкий нагар фитиля и налить масла в розовую чашу лампады. Потом он целовал кровавую язву на ноге распятого и снова склонял колено у мраморных с золотыми надписями плит. И тут он замечал на себе молчаливый и жадный взгляд…

Генерал поднял голову и беспокойно огляделся. Гремел по крыше ветер, дождь шершавой беглой рукой ощупывал стены, и старый парк гудел, как море. Вздрагивало пламя лампы на столе, чернота ночи просачивалась в узкую щель закрытых ставен, будто моргал там черный глаз.

Кряхтя, потянулся генерал через стол и плотно сдвинул створки ставен. Начатое письмо жене не шло дальше привычной первой фразы.

…Он видел придавленные к стеклу носы братьев и, давясь от подступающего смеха, падал лицом на нагретый лоснящийся мрамор плиты. Он приникал глазами к темному стеклу на плите и долго всматривался внутрь: там на малиновой подушке всего-навсего лежит маленький белый крестик, дедушка получил его в турецкую кампанию.

Как завидовали ему малыши! Ведь они думали, что Петя видит за стеклом самого дедушку, такого же точно, как дома в золотой раме, с пышными бакенбардами и эполетами на плечах, или как на большой картине в кабинете:

«Знаменитое имя дедушки должно быть известно вам, прапорщик Вильде, хотя бы из учебников русской истории. Его помнит родина. Да-с!..»

Дедушка отвоевал у турок эти синие, заросшие колючками холмы, и дедушка же поклялся сделать эту землю жемчужиной короны.