Наташа засмеялась:
— С чего бы это?
Птичкина пожала плечами.
— Так…
— Мне бывает ужасно противно думать об этом.
— А мне грустно…
— Ну вот, завели на похоронные темы, — недовольно сказала Варя.
Птичкина согласно кивнула:
— Виновата, Варька, виновата… И все-таки думай!
Варя пожала плечами.
— Я пережила эти настроения в тринадцать лет. А тебе, слава богу, девятнадцать.
— Что правда, то правда, — согласилась Птичкина. — Такая уж я недоразвитая! Наташк, а ты любишь его? — спросила она вдруг и жестом указала на Митю, подплывавшего к берегу.
Наташа пожала плечами.
— Наверно. Он меня любит.
— О чем разговор? — крикнул Митя, стоя по пояс в воде и против воли делая два шага в сторону: быстрое течение едва не опрокидывало его, а за спиной крутилась маленькая темная воронка.
— Да так, о жизни и смерти! — крикнула с берега Птичкина.
— Ну-ну, я поплыву дальше, вон до того поворота. А хотите, поплывем все вместе, а? — Митя ударил по воде выгнутой ладонью и обрызгал девушек. — Хватит жариться, а то мозги выпарятся. Наташа, пойдем!
Наташа поднялась с травы, оправила купальник, собрала пучком свои роскошные волосы и спрятала их под резиновую купальную шапочку.
— Пойдем, Митечка, — ласково отозвалась она и, победно взглянув на Птичкину и Варю, прыгнула с крутого бережка в воду.
— На середину, на середину выгребай! — крикнул Митя и бросился вслед за ней.
Выплыв на середину реки, они легли на спины, и течение понесло их вниз, к дальнему крутому повороту с низким кочковатым кустарником и склоненной над заводью ивой. В голубом небе в том же направлении плыло густое белое облако.
— Интересно, кто из нас скорей? — сказал Митя.
— Конечно, я! — крикнула Наташа и начала подгребать руками.
— Да нет, я про облако, — смеясь, сказал Митя и показал пальцем на небо.
Черная набрякшая коряга обгоняла его слева. Он сделал два мощных гребка и уцепился за нее.
— Наташа! — Держась за корягу, он поплыл против течения наперерез ей. — Смотри! Я, как чечен, которого подстрелил Лукашка!
— Какой из тебя чечен! — засмеялась Наташа и, потрогав корягу, брезгливо сказала: — Какая скользкая, фу!..
Борясь с течением, они подплыли к берегу и, выйдя из воды, повалились на жесткую сухую траву. Митя раскинул руки и зажмурил глаза.
— Хороша жизнь!..
Наташа томно улыбнулась, положила голову на Митино плечо и подставила для поцелуя губы…
Когда Митя и Наташа вернулись по берегу к девушкам, то обнаружили новое бородатое лицо. Какой-то тип в оранжевых плавках сидел у самом воды и издали заигрывал с девушками.
— Девочки, а девочки, кого утопить?
— Вы абориген? — поинтересовалась Птичкина.
— Тише, Птичка, подумает, что ругаешься, — предостерегающе шепнула Варя.
— Как ты сказала? — крикнул бородач.
— Ясно, абориген, — заключила Птичкина. — Пошли завтракать…
Вечером того же дня бородатое лицо возникло над их калиткой.
— Позавтракали?
— Поужинали, — сказал Митя.
— А-а… А девочки где?
— В комнате. Книжки читают.
— А-а…
— Что?
— Может, на «телевизор» сходим? По баночке, а? Я угощаю.
Митя вышел за калитку. Бородач протянул руку, добродушно улыбнулся:
— Николай!
Сейчас он был в белой тенниске и сразу понравился Мите, не то что утром. Под пышной, расчесанной бородой угадывалось совсем молодое лицо.
— Пошли, что ль?
Собственно говоря, так начиналось в Щедрине любое знакомство.
— Хлопцы, мне лавку надо закрывать, — уже в который раз напомнила моложавая продавщица Надя.
— Ты, Надька, нам не мешай, у нас разговор серьезный, — наставительно сказал Николай.
— Но домой мне надо идти иль нет?
— Иди.
— А баночки?
Николай вздохнул:
— Пристала с баночками! Завтра утром я их тебе принесу, ей-богу!
— Как же, принесешь!
— Банка пять копеек стоит. Вот тебе пятнадцать и утешься.
— Нужны мне твои копейки! Банок нынче днем с огнем не найдешь. Завтра люди придут, из чего пить будут?
Наконец Надя заперла складские двери перекладиной с большим тяжелым замком и ушла домой.
Было тихо и свежо. Зажигались первые звезды. Быстро темнело.
От выпитого вина Митю охватила ноющая истома: в мышцах рук и ног бродило приятное тепло, слегка кружилась голова, так, что хотелось провернуть ее, как шар на оси, и это было ужасно смешно.
Влажными глазами смотрел Митя на Николая, на сдвинутые поллитровые банки с мерцающим в них темным вином и думал о том, как любит он этого парня за то, что он есть на свете, за то, что сидят они вместе тихим летним вечером на станичной окраине, еще вчера неведомой ему, а сегодня почти родной, пьют, разговаривают, смеются. «Ах, какой он славный, — думал Митя. — Как легко, как просто с ним! Даже думать не надо. И вечер тихий, прохладный, и комары за Терек улетели. Ах, как хорошо, как славно!»
Читать дальше