Владимир Глушаков - Цветение калины

— Может, и знают… наверное, знают, — рассудил мастер Геня. — Но поскольку работаем на линии мы, то, считаю, именно мы первые и должны забить тревогу! Сколько мы протянем на расстроенном, запущенном оборудовании? Месяц, два?.. Я говорю «запущенном», имея в виду тех начальников, которые давно махнули на линию рукой, так как многим из них до пенсии недалеко, а мы потерпим… Нет, братцы! Если уж они пустили линию на самотек — ничего мы не свяжем, сколько ни будем пыжиться: это я вам говорю, это вам подтвердит и наладчик. Мы сегодня переросли со своими потребностями линию — выросли из нее, как из коротких штанишек, да и от ежегодно прыгающих вверх планов трещит наша старушка по швам… Есть у меня конкретное предложение: сходить к начальнику корпуса и обо всем подробно поговорить — от него тоже многое зависит в нашей судьбе.

— На то он и депутат, — вставил невзрачный расточник в газетной буденновке.

— Согласны?..

Начальник корпуса охотно принял рабочих из механического цеха. Внимательно выслушал мастера Геню, затем — по очереди — остальных, и Сергею показалось, что с особым вниманием отнесся начальник к его замечаниям и предложениям по улучшению организации труда на участке. Минуту думал, обхватив руками голову.

— Честно сказать, товарищи, не ожидал, что вы сами явитесь с подобной просьбой-жалобой. Дело в том, что как только закончится строительство новых производственных площадей на территории завода, — а оно, как вы сами можете ежедневно наблюдать, не затягивается, на отдельных участках закончено, — механический цех тоже будет целиком или частично (этого я пока и сам не знаю) переведен в новый корпус. Линия ваша будет значительно удлинена, расширена, оснащена новейшим оборудованием, то есть фактически заменена новой. Дело не простое, как кажется на первый взгляд. Придется всем перестраиваться, потребуются дополнительные людские ресурсы… Как почувствуют себя те, кто придет к нам завтра, тоже во многом зависит от вас. Ну а с расценками прикинем так, чтобы никто в накладе не остался.

— Все на месте? — Мастер Геня привычно глянул вправо-влево. Не спеша развернул замасленными руками видавший виды, а накануне побывавший даже в мойке, а затем и в сушилке блокнотик, в котором, конечно ж, разобрать что-то мог только хозяин, — Гоним двести сороковой до посинения, пока не поступит корректива сверху… Всем это ясно-понятно?

Самсон подозрительно завозился на месте.

— До каких пор гнать будем? И на чем гнать, спрашивается? Почему до сих пор сидим на этой рвани, — показал рукой на линию, — в то время как должны работать на новом оборудовании?

— С таким пуздро́м ты на новом оборудовании не работник. Привык, понимаешь, тут в бирюльки играть и воду мутить, — К контрольному столику из-за стеснившихся на участке грязно-зеленых станков выплыл старший мастер в своем неизменном халате до пят пыльного цвета. Под мышкой у него торчала папка. Взгляд неподвижный, холодновато-насмешливый. — Полчаса рабочего времени зубы скалил, а обед себе, я видел, на десятерых нес в сетке. Скоро, глядишь, — Хавронич кивнул на висевшие над пролетом часы, — можно и приступать к любимому занятию?..

На эти слова старшего мастера Самсон только вяло махнул рукой, как на привычное комариное зуденье, но в следующую секунду обратил к нему сердитое, налитое кровью лицо:

— Я воду мучу, говоришь? А то, что я за каждым циклом станка подправляю в гнезде раскаленный венец, это, по-твоему, нормально? Не дай бог кто-нибудь нечаянно нажмет в эту секунду «пуск» — и рука останется под прессом. Я за день около трехсот раз рискую, но ты этого не замечаешь. Почему? А потому, что люди из отдела техники безопасности давно забыли дорогу сюда — на заброшенную линию, не штрафуют ни меня, ни тебя… Не так? И ты, Давыдович, хорошо знаешь, что они уже не заглянут сюда в силу неизвестных мне причин, поэтому спокойно и постаиваешь с папочкой за моей спиной. Стоишь и в ус не дуешь, пока тебя не трогают! — Самсон, разгоряченный своей же речью, запальчиво кивнул мастеру Гене, Сергею, и вся бригада минуту молчала — словно в раздумье. Самсон был прав. На сей раз он нисколько не преувеличивал: большинство на линии работало с явным нарушением техники безопасности.

Самсон, довольный уже тем, что сумел до конца высказаться и слова его на этот раз — не об стенку горох, бодро усмехнулся, вовсе не обратив внимания на то, что Хавронич, сбитый с толку его доводами, стащил с головы кепчонку и растерянно, нервно поворошил рукой рано убеленные сединой слежавшиеся жесткие волосы.