Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

— Ну, это ты не загибай. Он сам меня послал рыбу продавать. Продай, говорит, по магазинной цене, а деньги сдай. Ну, я продал. И сдал. Не все, конечно. Клавдия взяла чуток. Ну, и мне, ясно дело, положено…

— Это он тебе сказал. А мне — другое: чтоб я приготовил дело на тебя в прокуратуру… Ну, давай выпьем, ладно…

— Нет, ты мне скажи, что он тебе говорил! — налился пьяной яростью Дудко.

— Я ж тебе объяснял… Я сказал, прокурору уже сообщил. И дело на тебя уже заведено.

— Ну, я ему это припомню, — выкрикнул Дудко. — Он у меня попляшет…

— Что ты можешь сделать? — махнул рукой Костоглод. — Ему вон сам секретарь райкома Чернобривцеву для отдохновения привозит. С доставкой на дом, так сказать…

— Вы скоро закругляетесь? — подошла уборщица с тряпкой в руках. — Что мне ночевать тут с вами?

— Переспим как-нибудь без тебя, мамаша, — хихикнул Костоглод. — А будешь шуметь, зараз проверю, сколько ты домой с кухни понесешь.

— Ах, ах, напугал! — отрезала уборщица, но от стола отошла.

— Да, взялся он за тебя, — посмеиваясь, продолжал Костоглод, заглядывая в мутные злобные глаза Захара.

В гостиничном номере Хоменко зазвонил телефон. Антон Петрович поднимает с подушки заспанное лицо, включает лампу, снимает трубку.

— Ну как, убедились? — прозвучал в трубке приглушенный мужской голос.

— Кто это?

— Угадали их вдвоем — Березина и эту — красавицу нашу? Ничего парочка, а, товарищ секретарь?

— Что ж ты боишься назваться? Бродишь, как вор по ночам… Это ты письмо в райком писал?

— Здесь никто не назовется, Березин всех запугал, — проговорил голос в трубке. — Вы до правды должны дознаться, товарищ секретарь, а не кто написал. Он народ в кулак зажал, никому дохнуть не дает. Захар Дудко. рыбак знатный, хотел руки на себя наложить, едва из петли вытащили…

— Это какой Дудко? Браконьер, что ли?

— Вы, товарищ секретарь. с народом поговорите, там правду искать надо, а не за столом у директора водку трескать!

— Ну, если у вас в совхозе все такие смелые, как ты, то мне до правды вовеки не добраться, — усмехнулся Хоменко. — Приглашаю завтра на заседание дирекции, будет разговор.

Тебя никто не тронет. Гарантирую неприкосновенность твоей отвратительной личности…

— Поли-ина! — раздался истошный вопль под сводами обширного, оборудованного по последнему слову техники коровника.

Доярка, освобождавшая очередную буренку от металлических щупальц доильного аппарата, поднялась навстречу толстухе в развевающемся белом халате.

— Да что случилось?

— Бросай работу, дуем в дирекцию!

— Коровы же… — развела руками Полипа.

— Какие коровы! Васильича нашего сымают!..

— Брешешь!

— Вот те крест, — перекрестилась толстуха, прикрыв левой рукой звезду Героя Социалистического Труда на лацкане жакета.

…Переполох и на элеваторе. Немолодой бригадир поясняет обступившим его рабочим:

— Приехали с району… Собрались. Обсуждают. Мы должны…

— По коням! — раздался нетерпеливый юношеский голос.

Все бросаются к «газику», стоящему неподалеку.

Покидают конюшню возбужденные конюхи…

Выходят из автобазы шоферы и слесари…

Даже винную бочку на улице и ту оставляют постоянные завсегдатаи…

Около здания дирекции быстро собирается толпа…

Сигналя, замедляет ход интуристовская «Волга», в которой вместе с супружеской парой из Франции восседает дед Чакан.

— Что-нибудь случилось? — спросил Раймон.

А Чакан уже понял, что дело неладно, и кивнул шоферу — проезжай, друг, не останавливайся.

— То митинг собирается, — пояснил он. — Супротив паразитов в Южной Африке.

— Да, я заметил, — кивнул Раймон, — здесь в СССР очень близко к сердцу принимают судьбу совершенно незнакомых людей на других континентах…

…К двери с табличкой «Директор совхоза» придвинулись вплотную несколько человек. Немногословный бригадир чуть приоткрыл дверь:

— Можно?

В кабинете директора идет совещание.

— Мы же заняты, вы что, не видите? — полыхнул огнем Костоглод. — Закройте дверь, не мешайте работать.

— Ежели вы против директора тут собрались, — начала с высокой ноты доярка, — так и меня увольняйте! Не буду коров доить!

— Да вы что?! — поднялся Березин. — Никто меня не снимает, с чего вы взяли?

— Ты подожди, Васильич, — выступил вперед бригадир, — тут не только о тебе речь… Вы скажите, Антон Петрович, сколько мы собирали риса до Березина? Тридцать центнеров. А сейчас, сколько?

— Шестьдесят, — подсказал Костоглод.