Иван Лазутин - Крылья и цепи

С этими невеселыми думами Струмилин вернулся домой. То, что предстало перед его глазами, тронуло до глубины души. Лиля и Таня, обнявшись, лежали на диване и безмятежно спали. Уткнувшись лицом в грудь Лили, Таня по-детски посапывала; ее розовые пальчики лежали на груди у Лили.

Времени до начала сеанса оставалось меньше часа. Жалко было Струмилину их будить. И он принялся ходить по комнате. Все сильнее и ощутимее шевелилось в душе его чувство тайной радости: Лиля с ним! Таня и Лиля потянулись друг к другу. Лиля может стать ей матерью.

Струмилин подошел к дивану, потрепал Лилю по щеке. Она открыла глаза. В первую минуту они выражали испуг и удивление. Таня во сне чмокала розовыми, блестевшими, как стекляшки, губами. Ее пухлые пальчики словно надламывались в изгибах, когда она старалась плотнее прижаться к Лиле.

— Господа, вставайте!.. Карета подана! — с театральной наигранностью воскликнул Струмилин.

Лиля поднялась и взяла на руки сонную Таню. Девочка продолжала спать, стараясь носом зарыться в грудь Лили. Струмилин потянул ее за косичку и поднес ко рту конфету, щекоча бумажной оберткой оттопыренные губы.

— А кому заяц прислал конфетку? — громко сказал он.

При слове «конфетка» Таня поднесла кулачки к лицу и принялась ими тереть глаза. А потом она держала в руках «косолапого Мишку» и счастливо улыбалась.

Одевая Таню, Струмилин только теперь заметил, что, пока он ходил за билетами, Лиля успела подмести комнату, вытереть пыль с книжного шкафа и расставить ровными рядами игрушки, которые в беспорядке валялись за диваном.

Подметенный пол, аккуратно расставленные игрушки… Кажется, совсем мелочь. Он посмотрел на Лилю, и та, словно прочитав его мысли, залилась румянцем и виновато спросила:

— Разве вам не нравится, когда в комнате чисто и уютно?

— А почему ты узнала, что я об этом подумал?

— Потому что… — Лиля вначале замялась, а потом решила разговор свести на шутку: — Потому что я вас не люблю, потому что вы плохой… Очень плохой!..

Таня подняла на Лилю тревожный взгляд и потупилась. Ей было непонятно — за что можно не любить ее папу, почему он плохой. Девочка отшатнулась от Лили и ручонками обвила шею Струмилина. На Лилю она посмотрела большими, как-то сразу посерьезневшими глазами.

Чувствуя, что шуткой своей она обидела девочку, Лиля обняла сразу отца и дочь.

— Глупенькая, я пошутила. Я люблю папу. Видишь, как я люблю его. — Лиля несколько раз звонко поцеловала Струмилина в щеку.

Счастливая, девочка захлопала в ладоши и запрыгала по комнате.

По дороге в кино Таня без умолку щебетала и, крепко сжимая в своих горячих кулачонках пальцы отца и Лили, повисала на их руках, когда они переходили улицу. В этом детском озорстве было столько радости и шаловливой непосредственности, что на девочку заглядывались прохожие.

В кино Таня уснула сразу же, как только кончился журнал. На экране мелькали лица, люди о чем-то спорили, куда-то спешили, гремели трамвайные звонки, кто-то кого-то догонял, кто-то кому-то назначал свидание… Но ни Струмилин, ни Лиля не могли до конца включиться в чужую жизнь, которая кадрами проплывала перед их глазами. В больших ладонях Струмилина лежала хрупкая рука Лили. Он даже ощущал ее пульс. В конце фильма, когда зрители стали стучать откидными сиденьями, готовясь к выходу, Лиля наклонилась к уху Струмилина, тихо сказала:

— Не хочется уходить.

Был вечер. Москва рядилась в разноцветно-огненные кружева и подмигивала со всех сторон: с витрин магазинов, с высоких столбов, с пестрых реклам и неоновых вывесок.

Таню — а она так и не проснулась — нес на руках Струмилин.

Всю дорогу шли молча. И только дома, укладывая дочь в кроватку, Струмилин посмотрел на часы:

— Уже одиннадцать. Тебе далеко ехать.

Лиля не ответила и, привалившись к спинке дивана, печально опустила глаза. Так, не двигаясь, сидела она до тех пор, пока Струмилин не уложил дочь.

— Николай Сергеевич, я должна с вами поговорить. Поговорить серьезно… Я не хочу больше свиданий. — Лиля подошла вплотную к Струмилину: — Я хочу…

За стеной, в соседней комнате, голос Лемешева выводил кручинно:

— Я много думал об этом, — сказал, помолчав, Струмилин. — Проверь себя хорошенько. Я боюсь принести тебе несчастье.

Лиля молча надела плащ и, не прощаясь, направилась к двери.

Струмилин догнал ее на лестничной площадке. Стиснув Лилину голову в своих больших ладонях, он поцеловал ее в щеку. С минуту они стояли молча. Потом Лиля спросила: