Владимир Богомолов - Застава в степи

— А как? Это же надо авиацию вызывать.

— Чудак человек, авиацию, — усмехнулся Генка. — Если б она была, Журавль и без нас бы вызвал. Значит, туго с авиацией. А я знаю способ без самолетов.

— Какой? — недоверчиво поглядел я на друга.

— Какой крестьяне раньше применяли. Айда домой, я тебе по дороге все объясню.

На этот раз я не согласился держать наш разговор в секрете.

— Вдвоем мы ничего не сделаем. Надо всех ребят позвать.

Синицын обиделся. Губы поджал, глаза сузил, дышать стал медленно и глубоко. Он всегда становится таким, когда я не соглашаюсь с ним.

— Если скажешь хоть одному человеку — больше мне не друг, — категорически заявил Синицын.

Дружбу Генка понимает по-своему. Делай все так, как он хочет, будешь вечным другом. Сделай что-нибудь не по его — из друга сразу превратишься во врага. И так как за все годы учебы в одном классе мы с ним раз сто враждовали, иногда по целой неделе, я не побоялся и на этот раз стать его врагом.

— Нет, Генка, — стоял я твердо на своем, — ты как хочешь, а я пойду и расскажу ребятам.

Видя мою настойчивость, Синицын пошел на хитрость.

— Хоть я зарекался открывать тебе свои тайны, но если уж так получилось, потерпи до утра. До утра можешь?

— Могу, — сразу согласился я, зная, что за одну ночь Генка ничего не сделает с жуком-кузькой. Ну как он не поймет, что вдвоем мы можем уничтожить этого паразита, может быть, на одном опытном поле. А чтобы бороться с вредителем на всех яровых нужно не только школу выводить, совхоза не хватит. Генка молча выслушал все мои доводы, задумался, наверное, представляя себе мысленно эти шесть тысяч гектаров и наконец согласился. Но опытное поле, на котором моя мама выращивает новый сорт твердой пшеницы, Генка попросил оставить за нами.

— Давай пойдем, сделаем дело, а после уж расскажем, — настаивал друг. — А то неинтересно получится. Как будто все вместе придумали, а не я один. Знаешь, как у нас любят к чужой славе примазываться. Вот басню я читал.

И Генка торопливо, захлебываясь от восторга, пересказал басню про то, как на одной речке был паром и при нем паромщик. Потом туда назначили начальника. Начальнику дали бухгалтера, бухгалтеру — кассира. А когда увидели, что аппарат раздут, решили кого-нибудь сократить. Думали, думали и сократили паромщика.

— Так это же в басне, — успокоил я Генку, — их пишут для юмора.

— Только для юмора? — усомнился Синицын. — По-твоему, писатели их выдумывают, чтоб мы смеялись?

— А ты думал.

— Загибаешь, — сказал Генка. — Помнишь, Фаина рассказывала про Крылова. Как он написал «Волк на псарне…»

Тут я его перебил:

— А помнишь басню про лягушку и быка?

— Помню.

— Так вот, Генка, ты похож на ту лягушку, которая хотела надуться и стать такой же, как вол.

— Ну и что? — насторожился Синицын.

— Что из этого получилось? — спросил я.

— Она лопнула, — блеснул своим познанием Генка.

— Вот так и ты можешь лопнуть от натуги, если один будешь с кузькой воевать.

— Подумаешь, какой Крылов нашелся, — обиделся опять Генка. — Я же согласился завтра всем рассказать. А сегодня пойдём вдвоем на опытное поле.

Борьба с жуком-кузькой по методу Генки Синицына была делом очень простым. Берётся длинная веревка и тащится по колосьям. Под напором жуки сваливаются на землю и гибнут. Говорят, что снова присосаться к стеблю они уже не могут; вот до чего обжираются. Метод этот, конечно, не сам Синицын придумал, ему рассказала про него соседка, старая птичница бабушка Агафья, у которой еще в мае мы молодых хохлаток брали и возили на тот же опытный участок поедать блоху-черепашку.

Решение было принято, дело оставалось за малым, за веревкой. Где достать длинную веревку? Кроме той, на которой бабушка во дворе развешивала белье, у нас не было. У Генки то же самое.

— Свяжем две и будет нормально, — осенила Генку гениальная мысль.

— А вдруг она занята, — размышлял я вслух. — Даже если нет, то бабушка ее кладет в такое место, что надо весь дом перевернуть.

— Ради такого дела перевернем! — оказал мне моральную поддержку Генка. Договорились с оружием в руках встретиться около старой буровой треноги.

Первое, что я увидел во дворе, когда пробрался к дому огородами — развешанное белье. Сердце у меня вдруг учащенно забилось. «Снять или не снимать?» — спросил я себя и решил: снять! Я неслышно пробрался в сени, вынес эмалированный таз и начал снимать белье. Надо признаться, чувствовал я себя просто прескверно. В своем дворе, свое белье мне приходилось по-воровски снимать и бросать в таз. Ведь каждую минуту на крыльце могла появиться бабушка. Требовалось что-то срочно придумать. И я придумал. В случае чего скажу: белье уже высохло и даже начало пересыхать, я это заметил и решил помочь. Белье на самом деле почти просохло. А гладить его немного влажным даже лучше, не надо брызгать водой. Хоть я своей находчивостью почти успокоил самого себя, но каждый шорох, каждый стук заставляли меня вздрагивать. К счастью, мне повезло. Бабушка, занятая, наверное, на кухне, ни разу не вышла. Быстро отвязав концы веревки, я свернул ее и сунул за пазуху. Вот теперь мой живот мог бы потягаться с журавлевским.