— Хотя индивидуалист и эгоист — слова синонимы, — пригладил рыжую челку Вовка, — и хотя фамилии у нас птичьи, но разница между нами имеется, и существенная.
— Во-первых, ты отличник, — поддел его Генка.
— Да, это, во-первых, — принял как должное такое признание Грачев. — Во-вторых, я у тебя ни разу ни одной задачи не списывал.
— И я у тебя не списывал.
— Зато у других списывал, а я ни у кого. И в-третьих, ты думаешь только о себе и забываешь о коллективе. Вот как сегодня. Прежде чем бросать коржик, нужно было подумать, чем это кончится для класса.
— Ты же знаешь, что я нечаянно выронил.
— Откуда мне известно, чаянно или нечаянно.
— Ты же сам говорил в театре за меня.
— Вот видишь, — укоризненно заметил Грачев, — опять ты о себе думаешь. А я, когда тебя защищал, думал о нашем классе.
— Выходит, — перебил я Вовку, — ты так же говорил бы, даже если Генка нарочно бросил коржик?
— А как же ты хочешь? — удивился Грачев.
— Договорился, Грачев, — возмутилась Лена. — Так поступает знаешь кто?
Но Вовка не пожелал узнать, кто так поступает.
— Вон уже Старый хутор, — объявил Грачев, указывая в окно, где за бугром маячили верхушки огромных тополей.
Генка как будто что-то вспомнил и, наклонившись ко мне, шепнул:
— Чуть не забыл. Мне старшина рассказал одну историю про этот хутор. Это тебе не «поход в Братск», а в сто раз интереснее.
Я попросил его рассказать эту историю поподробнее, но Синицын ограничился ничего не говорящей фразой:
— Раньше этот хутор назывался Старым, потом Трудовым рассветом, а теперь опять Старым.
— Ну и что?
— А то, что наш совхоз тоже называется «Трудрассвет». Старшина сказал, что так его назвали коммунары.
— Какие коммунары?
— А вот это тайна, — загадочно улыбнулся первый раз за всю дорогу Синицын.
Утром, как и в предыдущие дни, мы явились в свой лагерь, открытый на лето при школе. Я ждал: придет или не придет Генка? Вот уже вышел горнист, дежурные приготовились к подъему флага и рапорту, но моего друга не было. «Неужели Генка испугался разбора вчерашнего происшествия? — подумал я. — Неужели он трус?»
— Где же твой боцман? — спросил Грачев, когда мы по команде «становись» выстроились на линейку, держа равнение на красный флаг. Боцманом Синицына звали с тех пор, как у нас в конце прошлого учебного года была создана пионерская флотилия.
— Не знаю, — честно признался я, наблюдая за Фаиной Ильиничной, принимавшей рапорт.
Я все время ожидал, что она поинтересуется, почему отсутствует на линейке Синицын. Но учительница, выслушав рапорт, даже не взглянула в сторону нашего звена. И вообще, она вела себя так, словно вчера не произошло никакого происшествия и как будто Синицын никогда и не ходил в летний лагерь при школе.
Когда каждое звено получило задание — ремонт и окраска парт, пилка, колка дров, прополка грядок на пришкольном участке, помощь поварихе тете Дусе на кухне — Фаина Ильинична объявила, что сегодня она оставляет за себя воспитательницей Лену Тарелкину, а сама уезжает в город окончательно договориться с ветеранами войны о предстоящей встрече. Этому сообщению мы обрадовались больше всего!
Нашему звену поручили ремонт и окраску парт.
Главным мастером мы назначили силача и великана Мишу Саблина. Почему-то у него все здорово выходило. Возьмет в руки пилу, она у него не то, чтобы застрять, поет, как солист в концерте; молоток в его руках ловко, с одного-двух раз, вколачивает гвозди; рубанок, словно чайка над волной — вжик, и стружка-завитушка летит в сторону. А ведь у Саблина не всегда так здорово получалось. Я же помню, как в четвертом классе на уроке труда Пал Палыч ворчал на Мишку за то, что он предпочитал бить молотком не по шляпке гвоздя, а по своим пальцам, и пила у него застревала, гнулась, визжала, как резаный поросенок.
И почему это так получается? Один сначала не умеет строгать, пилить, а потом даже остальных учит, а другой вроде лучше первого начинал, да так и застрял на одном месте. Сколько раз я про это думал, но ответа так и не нашел. Мой папа говорит — вся сила в труде. Трудится человек — добьется своего, делает вид, что трудится — так неучем и останется. Такое можно сказать про кого угодно, но не про меня. Я-то знаю, что не делаю вид на уроках труда, а стараюсь. И отметки у меня хорошие, а вот так, как у Саблина, не получается.
Вообще Мишка очень упрямый парень. Если он чего-то решил добиться — не отступит. Пришли мы раз к Генке Синицыну, а у того во дворе рессора от грузовика лежала, старая, ржавая. Подошел к ней Генка, поднял ее семь раз и нам предлагает. «Ну уж если такой кащей, как Синицын, семь раз выжал, то я десяток свободно», — решил я про себя. Нагнулся, напряг мышцы — раз, и рессора над головой. Опустил. Снова — раз, и она вверху. Так в третий, четвертый. Чувствую, что вместо мускул у меня какие-то негнущиеся проволоки появились. Хочу я выбросить рессору вверх, а руки не разгибаются в локте. Пятый раз кое-как осилил, а от шестого так и отказался. После этого упражнения у меня три дня в лопатках ломило и пальцы дрожали, как будто я перезяб или перепугался чего-то.
Читать дальше