Владимир Богомолов - Застава в степи

— Нет, — стоит на своем Грачев. — Будь моя власть, я бы наградил их медалью.

Кто бы мог подумать тогда, что желание Дипломата исполнится и совсем скоро.

Вы, наверно, тоже заметили, что перед праздниками всегда получается головоломка, потому что все самое важное откладывается на последний день. Вдруг выясняется, что необходимо оформить фотомонтаж, что в почтовом ящике стенгазеты нет ни одной заметки, что традиционный сбор тоже не проведен, потому что докладчик сидит сложа руки и ждет, когда ему принесут прошлогоднюю первомайскую газету.

Так было и на этот раз. У нас получился не сбор, а битва при Ватерлоо. Правда, стреляли мы друг в друга, в основном, языком — спорили и острили. Я уже подумал, что все это может кончиться ничем и мы разойдемся, как в море корабли, но слова «море» и «корабль» тут же заставили меня вспомнить, что я являюсь капитаном. Тогда я решил воспользоваться властью и приказал Синицыну:

— Боцман, построить команду на палубе!

— Но у нас сбор, — попыталась возразить Лена. — Это несправедливо!

— Разговорчики! — небрежно бросил Генка и скомандовал: — Встать! Смирно! Товарищ командир, экипаж «Авроры» построен!

Не отдавая команды «вольно», я сразу перешел в атаку.

— Рулевой Тарелкина, где фотомонтаж?

— У нас все готово. Осталось наклеить и надписи сделать.

— Когда повесите?

— Завтра.

— Механик Саблин, где стенгазета?

— Да у меня передовая есть из календаря…

— Не годится, — перебил я Мишу. — Напиши про наш поход.

— Уже писали к ленинским дням.

— Еще напиши. Возьми у меня вахтенный журнал. Там все есть.

— Ладно, — неохотно согласился Саблин. — Еще я написал про сад, вырезал из «Крокодила» карикатуру и еще сочинил стихотворение.

— Какое стихотворение?

— Про Фиделя Кастро, — смутился Миша.

То, что наш тихоня Саблин пишет стихи, мы знали давно. Но раньше он сочинял про степь, про лес, про небо, а теперь — про Фиделя Кастро. Это интересно.

— Читай! — приказал я.

Миша достал из кармана тетрадные листы, развернул их и начал читать:

— Вот и все, — закончил Саблин, пряча листки в карман.

— Ну как? — спросил я у экипажа.

— Здорово! — единодушно сказала команда.

— Поместим в газете и пошлем товарищу Фиделю Кастро, — уточнил Генка.

После чтения стихотворения я разрешил всем сесть, и мы начали обсуждать, как пойдем послезавтра на первомайскую демонстрацию. Кем быть, мы решили сразу — космонавтами и кубинцами. Но вот кого сделать Гагариным и кого Фиделем? Ленка рассмешила всех. Она предложила поручить роль Юрия Гагарина Светке Киреевой! И почему бы вы думали? Только потому, что Светкин папа был майором авиации и служил когда-то в одной части с космонавтом номер один.

Ну, конечно, ее предложение с треском провалилось. Хотели выдвинуть меня. Но тут же отказались: во-первых, для Гагарина я очень толстый, и меня будет тяжело нести в ракете, во-вторых, шахматами я интересуюсь больше, чем полетом в космос, и, в-третьих, нельзя же все главные общественные нагрузки отдавать одному человеку.

— Меня, — услышал я жаркий шепот своего друга. — Выдвинь меня.

Лицо у Генки было почти такое же красное, как галстук, а глаза светились, как у нашего Мурзика, когда он смотрит на мясо или колбасу. «А почему бы, на самом деле, не Синицына?» — подумал я, вспомнив, что в тот апрельский день он первым прибежал в школу и сообщил о полете космического корабля «Восток» вокруг Земли. И потом, надо честно сказать, наш боцман, хотя и любит море, главным для себя считает космос. Не на словах, а на деле. Недавно он признался мне, что хочет после первомайской демонстрации запустить в небо ракету, ту самую, которую смастерил с дядей. Правда, я мало верил в то, что она полетит; ведь все предыдущие его ракеты, а их было, чтоб не соврать, штук двадцать — отказались взлетать. Из чего только Генка не мастерил их: из бронзовых и латунных труб, из кровельного железа, даже одну деревянную сделал… Заправлял он ракеты то керосином, то бензином, то какой-то селитрой, даже охотничьим порохом. Но все было напрасно.