Владимир Богомолов - Застава в степи

Ждем сигнала час, другой. Уже совсем стемнело. Все отряды Красной гвардии и моряков прошли ко дворцу, окружили его. Потом оттуда донеслась оружейная и пулеметная стрельба. Ну, думаем, сейчас начнется. Комендоры застыли у орудий. Наконец с крепости раздался сигнальный выстрел. И тут наш комендор Евдоким Огнев как грохнул холостым снарядом из носовой шестидюймовки!

Прошло несколько минут, слышим — возле дворца перестрелка еще сильнее. Это наши пошли на штурм. А мы ждем. Еще через час, полтора прибегает в кают-компанию радист и говорит, что из штаба получен приказ приготовиться к боевой стрельбе, а то штурм может затянуться до утра. Приказ-то мы получили, а стрелять по Зимнему не очень хотелось. Мы, матросы, хоть и были серыми людьми, но красоту понимали. Дорог нам был тот дворец, не потому что в нем цари жили, а теперь продажные министры засели. Их мы выгоним, а дворец, этот замечательный памятник русских мастеров, и бесценная картинная галерея были нам дороги. К нашему счастью, «Аврора» так и не получила приказа открыть огонь. Говорят, что юнкеров и министров перепугал холостой выстрел, а наших он так подбодрил, что они со стороны Дворцовой площади ворвались во дворец и арестовали Временное правительство.

Вот как было дело с историческим выстрелом «Авроры», — закончил рассказ Дмитрий Петрович.

— А потом что было с вами? — спросил Миша Саблин.

— Лично со мной ничего особенного. Однажды я с отрядом пришел охранять Смольный, там меня увидел Феликс Эдмундович Дзержинский. Слышали о таком?

— Слышали. Знаем. Он был председателем ВЧК. Железный Феликс! — нестройно, но дружно ответил отряд.

— Расспросил он меня про житье-бытье и сказал, что война — дело не детское, что контрреволюцию взрослые большевики разгромят сами, а мне посоветовал пойти учиться в школу. Чтобы потом я стал не только преданным, но и грамотным и чтоб я умел строить новую жизнь.

— А вы?

— А я сказал, что пока нет приказа идти в школу, и не послушался Дзержинского. Потом с продотрядом поехал я на Дон — хлеб отбирать у богатых кулаков и отправлять голодающим городам. Заболел там тифом. Выздоровел, добрался до Москвы. Разыскал в Кремле Феликса Эдмундовича, попросил у него билет до Питера, а он отправил меня в детскую коммуну, оттуда поступил я в Тимирязевскую академию. Вот так и стал балтийский матрос Журавлев землепашцем.

— А как же «Аврора»? — опросила Лена.

— Ничего «Аврора». Без меня не погибла. Обороняла Петроград от белых, потом ее сделали учебным кораблем, первой академией советских морских офицеров. А когда исполнилось десять лет Октябрьской революции, «Аврору» наградили орденом боевого Красного Знамени.

— А в Великой Отечественной войне она тоже участвовала?

— Участвовала. Не давала фашистским стервятникам сбрасывать бомбы на город Ленинград. А теперь, вы, наверное, знаете, «Аврора» стоит как памятник у Петроградской набережной.

— Знаем, читали, — хором ответил отряд.

Дмитрий Петрович поднялся со стула, посмотрел на часы и спросил:

— Есть еще вопросы?

— Нет, спасибо вам.

Весь класс захлопал в ладоши, когда я от имени отряда пожал широкую твердую руку Журавлева. Я заверил его, что теперь «Аврора» будет быстрее идти вперед, и от имени всего экипажа дал слово, что мы первыми придем в Братск.

Дмитрий Петрович снова сел и сказал:

— Раз у вас нет вопросов ко мне, тогда у меня есть к вам. Вы собираетесь быстрее идти вперед. А как, если не секрет?

— Будем лучше учиться, больше получать пятерок, — объяснил я. — По дисциплине не будем иметь замечаний.

— И это все?

— Нет, — поднялся Генка. — Мы еще придумаем что-нибудь такое!

— Какое?

— Ну, такое, — Синицын сделал непонятный жест рукой. — Необыкновенное.

Дмитрий Петрович насмешливо покачал головой. Ребята с других кораблей засмеялись.

— А может, не надо придумывать ничего такого, — директор повторил Генкин жест, — необыкновенного. Вы знаете, что мы к девяносто третьей годовщине со дня рождения Владимира Ильича Ленина решили открыть памятник нашему дорогому вождю и заложить парк культуры и отдыха его имени. Послезавтра весь совхоз выходит на воскресник. Будет неплохо, если вы в этом парке разобьете свою, пионерскую, аллею.

— Придем! Посадим! — с восторгом приняли мы предложение.

— В прошлом году вы хорошо помогли птицеферме. Сейчас мы снова получили сто двадцать тысяч цыплят, а у нас сев начинается. Люди все на счету. Я просил бы вас возобновить свое шефство. Как, согласны?