Юрий Красавин - Хорошо живу

— Называйте меня Сергеем Ивановичем, не ошибетесь, — подсказал он, едва сдерживая улыбку.

Девушка никак не отозвалась на это, должно быть собираясь с мыслями.

— Извините, что я потревожила вас в выходной день, — начала она несколько церемонно.

— Ну что вы! Мы с дочкой как раз собирались прогуляться, и ваше предложение было кстати.

«У нас начинается прямо-таки светский разговор, — подумал он, весело глядя не нее. — Ну-ка, что дальше?»

Разумеется, ему и в голову не пришло, что девушка явилась на свидание с глупыми личными целями. Нет, она пришла по делу, и только по делу.

Она смятенно переложила сумочку, лежавшую на коленях, отперла ее и заперла снова. Савчук улыбнулся, стараясь ободрить собеседницу, а она, поймав эту улыбку, нахмурилась.

— Я пришла только спросить у вас… — начала она решительно и остановилась, с трудом сдерживая волнение, — пришла только спросить, и все: скажите, за что вы оклеветали моего отца? Да, за что?

Вот теперь она вскинула голову и посмотрела Савчуку прямо в глаза. Вот те на!.. Выражение благодушного веселья медленно сошло с его лица, брови дрогнули и полезли вверх, и всем своим видом он выразил крайнее недоумение, даже выдохнул удивленно:

— О!

Однако еще не совсем утратил свою воскресную веселость, смешно поморгал и попробовал улыбнуться.

— Что он вам сделал плохого? — резко и требовательно спрашивала девушка. — Разве у вас были основания утверждать про него такое? За что вы его оскорбили?

Ей трудно было выговорить самую первую фразу, а теперь речь полилась гораздо свободней.

— У вас какие-то личные счеты с ним, да? Вы ему мстите? Или что еще?

Вот так влюбленному трудно произнести: «Я люблю тебя» — самое главное, самую суть, а потом-то уже легче, потом-то он становится гораздо красноречивее. Однако здесь происходило отнюдь не признание в любви, а прямо противоположное — скорее уж признание в ненависти. Слова, которые произносила девушка, отражали далеко не все негодование, бывшее в ее глазах.

— Ну? Вам нечего сказать? — спрашивала она между тем даже с некоторым торжеством. — Или подбираете слова, чтобы обругать меня, оскорбить так же, как это вы сделали с папой? Больше вам ничего не остается. Но я вам заранее говорю: оскорбить меня вы не можете. Мне уже ясно, что вы за человек.

«Пятерочница, наверно», — почему-то решил Савчук, не выдержав ее твердого взгляда. Он был немало уязвлен тем, что в данном случае врагом ее является он сам и что все обидные слова — по его адресу. Кому такое понравится! Тут ведь недолго и вспылить. Однако странное чувство удерживало его от этого, ему вроде бы даже и приятно было, несмотря на то что он уже сердился.

— Мне очень хотелось посмотреть на вас, — продолжала девушка гневно, однако сдерживаясь и стараясь не повышать голоса, потому что их могли слышать с соседней скамьи, — увидеть, что вы за человек. Потому что я в жизни своей не встречала еще людей таких… злых, бесчестных! Да-да, бесчестных. Может быть, и не увижу. Хотелось знать, что вы собой представляете, вы, человек, способный на клевету.

Хорошо же она его потчует: и клеветник, и бесчестный человек, каких еще не встречала! Не слитком ли… с места-то в галоп? Девически круглое, миловидное лицо ее раскраснелось еще более и — надо же! — чрезвычайно похорошело.

Он все еще молчал, словно давая ей возможность выговориться. Пока что ему ясно было одно: тут какое-то недоразумение и горячится она понапрасну. Однако отца ее кто-то очень обидел. И как она встала за него, как, при такой-то горячности, четко формулирует свои обвинения! Молодец девчонка! Все-таки далеко не каждый способен сказать своему противнику то, что он о нем думает, тут нужно немалое нравственное усилие; тем более не каждый решится на такое свидание.

— Вы, конечно, из тех, кто стремится победить, причем любой ценой, даже при помощи клеветы, — продолжала дочь обиженного кем-то отца. — Вы не задумываетесь о средствах, верно? Творите зло, лишь бы одержать верх, лишь бы добиться своей цели. Я согласна, может быть, ваша цель и благородна, но вы позорите ее тем, что походя унижаете, черните невинных. Так вот: я вас за то презираю!

— Это, пожалуй, чересчур, — сказал Савчук словно самому себе, и девушка слегка смутилась.

— Но вы не ответили на мой главный вопрос, — напомнила она, как бы оправдывая свою горячность. — За что же вы оклеветали человека? Что он вам сделал, мой папа? В чем он перед вами провинился?

— А кто ваш отец? — спокойно спросил Савчук, решив положить конец ее обвинениям. Надо же прояснить возникшее недоразумение! Достаточно он ее слушал.