Геннадий Юшков - Живая душа

Она заметила, как в стариковском переднем ряду поднялся Альберт и боком протискивается к выходу. Мамоньки, про него Лида и забыла…

А он не забыл. Задержался в дверях и подмигивает. Понимает, что попалась Лида прямо к нему в руки.

Миновали крайние дома поселка; растворился в оседающем тумане последний электрический фонарь. И навалилась такая тьма, будто тебе мешок на голову надели.

— Давай руку! — с готовностью предложил Альберт.

— Зачем это?

— Чтоб не поскользнулась.

— Обойдусь.

— Самой ведь хуже!

— Ты шагай впереди, — сказала Лида. — А я следом, вот и будет всем хорошо.

Двинулись. Он, невидимый, плывет где-то впереди, в тумане и мраке, только слышно, как сапоги чавкают; Лида торопится за ним, стараясь не поскользнуться и ступать беззвучно.

Внезапно бодрое плюханье впереди оборвалось. Лида вытянула руки и чуть не налетела на Альберта. Отскочила, вскрикнула визгливо:

— Только посмей!..

— Чего! — раздался из тьмы удивленный голос.

— Того! Еще комсомолец называется!

Голос кашлянул, хмыкнул, произнес недоуменно:

— Ну ты и дура. Просто полотняная дура.

— Не выражайся! Почему встал?

— Тут газопровод должен быть, — помолчав, объяснил Альберт. — От семнадцатой буровой.

— Ну и что?

— Влезем на трубу и пойдем. Удобней. На дороге-то завязнешь.

Лида услышала, как он шагнул в сторону; мокро зашелестели о его плащ листья кустарников, пахнуло пронзительной сыростью.

— Не уходи далеко!

— Стой на месте, не бойся.

— Я не боюсь. Только…

— Что?

— Все равно далеко не уходи!

Глаза Лиды постепенно начали привыкать к темноте. А может, августовская ночь уже чуток посветлела; это бывает. Лида и в деревне это замечала. После заката нахлынет полная тьма, глухая воробьиная ночь кругом. А потом, исподволь, небо начинает бледнеть. Выйдешь на крылечко, закинешь голову и разглядишь слоистые облака, их беззвучное движение, их общий поток; мелкие звезды замигают, то скрываясь, то выныривая, а на том месте, где висит за облаками луна, проявится расплывчатое желтое пятно…

Смотришь на это небо, и в голову лезут непривычные мысли. О том, например, что облако, проплывающее над тобой, днем было над Северным Ледовитым океаном. Тень его скользила по льдинам и торосам. А завтра окажется облако над азиатской пустыней. Никто не знает его пути. Но этот путь можно вообразить, можно представить себе и моря, и горные цепи, и города с россыпью огней, что, медленно поворачиваясь, проходят под облаком, будто под самолетным крылом.

А когда вообразишь это, сделается тебе грустно, потому что не видела ты еще ни Ледовитого океана, ни пустынь, ни горных цепей, ни сверкающих в ночи городов. И много еще времени пройдет, пока их увидишь. Если вообще доведется…

— Ау-у!.. — подал голос Альберт.

— Ау-у! Ты скоро там?

Беспокоится Альберт. Мужчинам, даже вот таким шалопаям, нравится чувствовать свое превосходство. Хорошо, пусть Альберт ее опекает. Лида слаба и беззащитна, и она ему доверится.

Альберту не обязательно знать, что Лида про него думает. Пускай питает надежды — вроде того начальника конторы. Отчего этим не воспользоваться?

Главное-то — что? Главное — быть себе на уме.

В кустах затрещало.

— Альберт, это ты?

— Это медведь. Иди сюда!

Лида осторожно наступила на моховую подушку, раздвинула ветки. Холодная роса обожгла ее пальцы. Альберт стоял возле тускло отсвечивающей мокрой магистральной трубы. К ней были прислонены березовые палки, четко белевшие на срезах; Альберт обстругивал еще одну.

— А это зачем?

— Оружие тебе. Для обороны. Влезай на трубу… Упирайся палками, как лыжник. Сможешь идти?

— Я… я попробую…

— Смелей!

— Да, легко тебе говорить! — заискивающе протянула Лида. — Ты мужчина. Ты сильный!

— Вот так и шагай за мной.

— Впереди-то небось трясина…

— Вытащим!

Альберт тоже взобрался на газопровод и пошел по нему, почти не отрывая подошв от скользкого горбика трубы, ловко переставляя палки. Вообще-то неплохо он это придумал… Идти по трубе гораздо легче, чем по вязкому дорожному месиву. Труба поднята невысоко над землей и уложена на деревянные сваи. Она, правда, тонковата, ступаешь, как по железнодорожному рельсу, но с палками удержать равновесие просто. Иногда палка, всхлипнув, проваливается в торфяную жижу. Тогда выдергиваешь ее, как из собачьей пасти. Но и это терпимо. Лида не белоручка все-таки.

— Шагай, шагай! — подбадривает Альберт.