Виктор Логинов - К отцу [сборник]

Зажаренную баранью ногу Маняша сначала хотела разрезать на четыре части и подавать на стол порциями. Съедят один кусок — положить второй… Авось и детям останется. Но потом передумала: нет, не стоит, Василий выпьет — все найдет, все заставит на стол метать. Лучше уж детей пораньше покормить. И Маняша от большого куска отрезала широкий жирный ломоть и поделила его на пять равных частей. Дети давненько не пробовали такого лакомства. Сама Маняша отломила прожаренную корочку и пожевала, чтобы слюну унять. Ей-то, может, и за столом достанется…

Василий обещал привести Семенова часам к восьми. Маняше удалось к приходу мужа уложить детей. Она постелила скатерть на стол, поставила стопки, положила вилки. Нарезала хлеба. На кухне у нее лежал в тарелке кочан квашеной капусты, в другой тарелке были соленые помидоры. Купила на базаре. К водке не только мясо нужно. Муж любил и кисленькое.

Едва успела Маняша заглянуть в зеркало, как раздался стук в дверь. Василий стучал всегда кулаком. По этому стуку Маняша узнавала, в каком расположении духа возвращается муж. Иногда так стучал, что у нее сердце замирало: быть бою. Всякое бывало. Сейчас стук был особый. Ясно было, что муж гостя ведет. И не простого — дорогого гостя. Если бы и не сказал Василий, Маняша все равно поняла бы.

— Мама! — крикнул младшенький. — Папка генерала привел!

— Спи, спи, — торопливо прошептала Маняша, заглянув в комнатенку, где спали трое: дочка и два сына. — Помни, что я тебе говорила.

— Помню, помню….

— Ну, вот и мы! — бодро сказал Василий, когда Маняша отомкнула дверь. — Холодище! — он потер руки. — Заходи, Матвей Григорьевич, чувствуй себя, как дома!

И тут только, еще не увидев гостя, вспомнила Маняша, как годов восемь или девять назад этот Матвей Григорьевич смешил ее старшего сына. Он так сплетал и скрючивал пальцы, что тень, падающая на стену, изображала то лопоухого щенка, то прыгающего зайца, а то и волчищу, оскалившего пасть. Маняша и сама залюбовалась тогда его ловкой работой…

— Принимаете, Марья Архиповна, старого знакомого? — заговорил Семенов, стряхивая снег с сапог. — Или, может, забыли?

— Как же забыла? Помню я ваших зайцев, проходите, пожалуйста, Матвей Григорьевич.

Василий первым ввалился в прихожую, зашаркал ботинками, шумно потянул носом.

— Чем пахнет? Баранинкой?

— Раздевайтесь, раздевайтесь…

Маняша глянула на Семенова. Остроносый, в очках. Ну да, он самый, мастер-кудесник. Тощее, с впалыми щеками лицо, как у туберкулезного. У Василия хоть на щеках румянец, а у Семенова щеки серые. Шапки и шинели у них одинаковые. Вся разница лишь в том, что на Семенове сапоги вместо обмоток.

— Раздевайтесь, раздевайтесь…

Семенов замерз. Дул на сжатые кулаки, пританцовывал.

— Сейчас, сейчас согреемся, Матвей Григорьевич, — весело сказал Василий, вытаскивая из кармана зеленую фляжку. — Пошли. Вот сюда. — Он проводил гостя в комнату и, заглянув на кухню, спросил у Маняши: — У тебя что, жареная баранина? Много?

— Сколько достала, Вася.

— Давай, не жадничай. И водички холодной, нам спирт развести надо.

— Уж больно холодна, недавно принесла.

— В самый раз!

Василий ковшом зачерпнул из ведра ледяной воды, унес в комнату.

«Господи, хотя бы Семенову-то этому понравилось!» — подумала Маняша.

Она не хотела ударить лицом в грязь. Останется Семенов доволен — и Василию будет хорошо. Не потрафит Маняша — тут уж ей отчитываться придется.

Баранина, обжаренная со всех сторон, жирная, золотилась на сковородке. Не ел бы, а только глядел на нее. Лишний раз добрым словом помянешь Пашку Кривобокову!

— Ну, с богом, — прошептала Маняша, зацепив сковороду держаком.

Когда она внесла ее и опустила на подставку, Семенов сказал с восхищением:

— Марья Архиповна!..

И Маняша окончательно поняла, что с такой закуской ей не то что Семенов — сам черт не страшен.

— Где же вы, по теперешним-то временам, раздобыли этакое чудо? — продолжал Семенов, сглатывая слюну. — Такой баранины я и до войны не едал. Ай да Марья Архиповна!

— Баба, она из-под земли достанет, — довольный, сказал Василий. — Мужик не достанет, а баба достанет. Такая уж у нее профессия.

— Были бы денежки, — добавила Маняша. — Денежки, они все достают, а без денежек…

— А-а! — Василий пренебрежительно махнул рукой и потянулся за бутылкой, в которой мутно переливалась жидкость. — Денежки, денежки! Что они теперь? Дым. Где достала, мы тебя не спрашиваем.

Эти слова показались Маняше обидными, и она сказала, все еще не отходя от стола: