Альберт Лиханов - Встречи

По мнению Петра, комбайн — это что-то среднее между старой совхозной кобылой Тяпой и космическим кораблем «Союз». Поэтому он начисто отметает разговоры о том, что для работы на комбайне хватит знаний, полученных в училище механизации. И Петр читает все, где хоть что-нибудь пишется о комбайнах. Особенно ему нравятся статьи в журнале «Сельский механизатор», в которых опытные комбайнеры предлагают свои усовершенствования, приспособления. Вот, скажем, нынче зимой вычитал, как знаменитые хлеборобы — братья Овчинниковы из соседнего района переоборудовали жатку для уборки полеглых хлебов, — сам недосыпал, и совхозному инженеру не давал, — первым изготовил такое приспособление.

А еще Рогожников обращает в работе внимание на разные мелочи. Скажем, зачем он возит в инструментальном ящике килограммов десять разных болтов да гаек? Оказывается, это важно: случись заменить какую-нибудь деталь, просидишь полчаса у заржавевшего болта, пока открутишь, а Рогожников зубилом срубает его, благо под рукой есть запасные. Сколько времени каждый день экономит он на таких мелочах — не один дополнительный бункер зерна намолачивает…

Последним из вагончика, как всегда, выпорхнул Мишка Коноплянников, самый молодой член звена, штурвальный на комбайне Семкина. Поежился от прохлады, нахмурился, ясное дело — не выспался. Что и говорить, за день-деньской устанет, вот ночь-то и кажется с воробьиный скок.

Юлиан еще бы посидел на мостике, понаблюдал за комбайнерами, пока те проведут техуход, пока обдует росу, но тут приехал директор Маторин. Вместе с ним из легковушки вышел невысокий ростом, ладно сбитый незнакомый паренек, похоже, новый штурвальный к Рогожникову.

Поздоровавшись, Маторин собрал всех комбайнеров в кружок.

— Вот привез вам нового члена звена. Зовут Яковом Вяткиным. Приехал он издалека, так сказать, по зову сердца, корни родословные позвали. Ну, да Яша при случае сам обо всем расскажет… А ты, Петр, — Маторин обратился к Рогожникову, — принимай нового помощника, да не мурзуй парня на побегушках.

Сердитый тон директора смутил Рогожникова. Еще бы, ведь Маторин — сама русская душевность, спокойная доброта. Вот уже более двадцати лет стоит он, коммунист-тридцатитысячник, у руля совхоза. Но доброта добротой, а принципиальной требовательности Маторину не занимать. Вот почему «заводной» Рогожников не стал сегодня оправдываться. Он понял: достанется от Маторина на орехи, если сбежит и этот парень.

Директор присел на буфер своей машины. У него еще были важные дела к комбайнерам. Уже который день Маторина не покидало какое-то приподнятое и беспокойное состояние, овладевавшее им всякий раз, когда в совхозе внедряли что-нибудь новое. Вот и сейчас Маторин не только засиживался в кабинете до поздних петухов за расчетами, но и мотался день-деньской по полям, обсуждая с комбайнерами, как лучше, быстрее, а главное — творчески перестроить работу звеньев по методу ставропольских хлеборобов. Конечно, мог бы директор, как это бывает у иных не в меру исполнительных руководителей, намуштровать своих специалистов, быстренько сколотить уборочно-транспортные звенья да быстрее того отчитаться… Нет, не мог этого сделать Маторин! «Творчество в дом большом и малом деле, вот что главное», — думал сейчас директор. И еще один вопрос не давал ему покоя.

— Знаете, мужики, какую находку на днях школьники отыскали за старой лесопилкой? Заброшенный колесный трактор. Похоже, еще выпуска предвоенных лет, — сказал он неожиданно для всех.

— Ого, сколько сразу металлолома! — засмеялся Мишка Коноплянников.

Маторин нахмурился.

— Это ты зря. Тут хорошим делом пахнет! Вот закончите уборку, и поставим трактор на постамент.

В разговор с нарочитой деловитостью вмешался Рогожников:

— Не модно уже это.

Тут Маторин даже посуровел:

— А это, брат, совсем зря! Трактор на постамент поставить — не брелок «Чебурашку» на шею повесить…

Рогожников, увидев нахмуренное лицо также и у Юлиана, вконец смутился. «И чего это у меня сегодня все не так да не этак», — подумал он. А вслух сказал:

— Выезжать надо, мужики. Росу-то обдуло…

Мысль покатать внука на комбайне как навязалась в то первое утро жатвы, так и следовала неотступно за Юлианом, где бы он ни был: сидел ли за рулем на мостике, спал ли в вагончике или прямо на соломе в копнителе. Странно, но этого очень хотелось. Хотелось, чтобы Колька посидел на его коленях хотя бы ходки две по загону, чтобы увидел, как ровной нескончаемой лентой ползет навстречу седой валок, как комбайнер проворно справляется с ним и как бежит, струится в бункер зерно — теплое, духовитое, а потом сыплется в кузов машины.