Альберт Лиханов - Встречи

Проснулся он от шуршания метлы. Пожилая дворничиха выметала мусор из-под скамейки. Бросив на Шубина привычный оценивающий взгляд, проворчала для порядка:

— Достукался, из дома выгнали. А все водка — зараза треклятая…

Шубин не отозвался, и дворничиха пошла дальше, шаркая метлой размашисто, словно косой-литовкой.

К жене его снова не пустили. Но Шубин был настроен решительно и добрался до главного врача. И тогда Шубину выдали растоптанные больничные тапочки, которые никак не хотели держаться на ногах, то и дело сползали и шлепали по полу, будто ладонями по воде. Узкий, коротенький халат затрещал на его широкой, слегка сутулой спине.

Шубин вышагивал следом за медсестрой, чувствуя себя неловко в своем одеянии, хотя никто не обращал на него внимания. Наконец, они свернули в «сапожок» и остановились у двери с предостерегающей табличкой:

«Изолятор».

— Здесь, — тихо сказала медсестра и посмотрела на Шубина, прежде чем открыть дверь.

«Здесь»… — зачастило сердце у Дмитрия Николаевича, и он переступил порог, глядя под ноги, готовый к любой неожиданности.

— Дима!

Дмитрий Николаевич сел на стул, всмотрелся в бледное лицо жены, пытаясь угадать ее состояние.

— Сделали кардиограмму, говорят: еще не инфаркт — предынфарктное состояние только…

— Вот и хорошо, все будет в порядке.

Дмитрий Николаевич успокаивался, тревога, мрачные предчувствия схлынули: жена рядом, она жива…

— Что на работе, Дима?

Шубин вздрогнул. Со вчерашнего дня мысли о работе, о фабрике отошли на самый краешек сознания, словно долгие месяцы или годы прошли между днем и утром.

— На работе? — удивленно переспросил Шубин.

Он никогда не думал, что его дела так волнуют жену. А удивившись, вдруг смутно предположил: может быть, нынешнее шаткое его положение и подтолкнуло Галю сюда, на больничную койку? Заметив искры тревоги в ее глазах, понял, что не совсем ошибается, и покраснел, удивленный и пристыженный своим открытием. Придав голосу бодрые интонации, он стал убеждать жену:

— Все нормально. План выполняем хорошо. Сборка перестроилась, пока тоже все благополучно.

Галя кивнула успокоенно, но тут же снова разволновалась, стала советовать ему, что и где взять из еды. Она говорила подробно, требуя запомнить и заставляя повторить. Дмитрий Николаевич послушно повторял и поражался: у Гали было так много неведомых ему забот, о которых он никогда не задумывался, которые казались ему неважными, само собой разумеющимися. Но такой ли пустяк эти заботы, если они не оставляют жену даже сейчас?

И как он мог не замечать всего этого раньше? Чем он был занят, какие такие дела решал, над какими мировыми проблемами бился? Ах да, фабрика! Эта глыба из кирпича и бетона, о которой он думал многие годы больше, чем о жене, и не шелохнется, когда его потеснят с директорского стула… А если и оставят, тогда что же — радость изобразится на ее каменном челе?!..

Здоровье у жены улучшалось, но Дмитрий Николаевич по-прежнему приходил в больницу каждое утро, торопливо прошмыгивал по коридору, раскланиваясь со всеми людьми в белых халатах. Несмотря на разрешение, он чувствовал себя нарушителем больничных устоев и поэтому робел перед белым — символом неумолимой строгости и порядка. Только в день, когда жене разрешили вставать и ходить по коридору, увидев ее в кресле с книгой в руках, он вздохнул с облегчением и незаметно для себя начал втягиваться в обычный круговорот дел.

А дела на фабрике двигались вперед. Уже ясно чувствовалось: план будет выполнен к двадцать четвертому числу. И когда оно наступило, Шубин вдруг понял, в каком напряжении жил весь этот месяц.

День выдался пасмурный. Но даже серое небо и дождь, моросивший с утра, не омрачили Дмитрия Николаевича, обычно очень чуткого к переменам погоды. Он решил обойти фабричный двор, посмотреть: уложены ли доски в штабеля, очищена ли от мусора площадка около отдела главного механика. Теперь, когда основное шло на лад, стоило подумать и о мелочах. Шубину хотелось, чтобы фабрика выглядела, как невеста за свадебным столом. Показатели — показателями, а опрятность всегда бросается в глаза.

Двор был в порядке, мокрый асфальт лоснился под дождем и радовал директорский глаз, одно только огорчало: стена котельной была не оштукатурена и стыдила Дмитрия Николаевича своей наготой. Он подумал, что в этом месяце ее уже не приведешь в приличный вид, и тут же прикинул: теперь можно надеяться не только на этот месяц. Завтра он собирался рапортовать начальству о переменах на фабрике.