Альберт Лиханов - Встречи

От зари до зари гудит в поле трактор. Кулиги пашут на лошадях, а Выгорожные полосы — на тракторе. «Если бы Ефим сегодня допахал Выгорожные, завтра можно начинать пахоту на Отногах. Севцы-то управятся. Сам пойду, комсомольцев сниму со стройки…» — размышлял председатель. Поле, называемое Отногами, сегодня с утра не выходит у него из головы. «Пока возимся с Выгорожными, пересохнет почва на Отногах. А овес в золу посеешь — доброго урожая не жди…»

Ефим хоть и валился с ног от усталости каждый вечер, но наверняка согласился бы пахать и ночью, да на тракторе не было освещения.

Елохов пересек овраг, поросший мелким ельником, и вышел на Отноги. С противоположного конца поля медленно продвигался трактор. Когда он поравнялся с председателем, Ефим остановил машину, спрыгнул на землю. От тела трактора отдавало теплом и запахом керосина.

— Ну, как дела, Ефим? — спросил Елохов.

— Помаленьку, Иосиф Дмитриевич, — улыбнулся тракторист.

— Не допашешь сегодня здесь?

— Нет, не допахать…

— А надо бы. Ох, как надо бы!.. — в раздумье произнес Елохов. — Научил бы кого трактор водить.

— Это зачем? — насторожился Ефим.

— Днем и ночью пахать бы стали…

— Как же впотьмах?

— Ребята помогут. С факелом впереди будут ходить.

— Иосиф Дмитриевич! — обрадованно закричал Ефим. — Я же один справлюсь! Я не устану! Посплю часок-другой — и опять за руль… За двое-трое суток вспашем Отноги-то. Ур-ра!

Ефим, сдернув с головы фуражку, по-ребячьи подбросил ее в воздух.

— Ну, валяй! — улыбнулся Елохов. — Обед и ужин тебе в поле принесут, а вечером я приду с ребятами, поочередно будем светить…

Анфиска сама установила очередность среди комсомольцев, и ей «досталась» самая трудная смена: с часу до двух ночи. Она приняла смену у Антона, палку с намотанной на конце тряпкой обмакнула в ведро с керосином, подожгла от догоравшего факела. Встала в борозду и пошла.

Ефим пустил трактор.

Девушка легка на ногу, идет быстро. Иногда лемеха плуга вгрызаются глубоко, и трактор сбавляет ход. Анфиска поджидает его. Она думает: если бы трактор успевал за ней, то она бы уж постаралась — за одну ночь исходила оба поля…

Анфиска оглядывается: как там Ефим? Но от факела кругом стоит такая темнотища, хоть глаз выколи. Только и видно радиатор трактора да заводную рукоятку.

Анфиска знает, что Ефим видит ее. «Устал он, наверное?» От этой мысли ей нестерпимо хочется оказаться рядом с Ефимом, что-то сделать ему приятное. И Анфиска снова вспоминает о том, как Ефим поглядел в ее глаза, когда возили торф. И как однажды расходились от председателя, и Ефим спросил, будто не зная:

— Ты где живешь?

— На том берегу.

— Я провожу тебя, а то темйо одной…

Ничего не сказала Анфиска, только покраснела.. А Ефим у дома руку пожал… Рука у него теплая, сильная…

Вот и круг сделан. Анфиска берет запасной факел, макает его в ведро с керосином. Снова ярко вспыхивает пламя.

А Ефим очень устал. Кисти рук навихляло за день стальной баранкой руля, ноют они — спасу нет. Только усилием воли отгоняет он сон. То на ноги привстанет, то головой потрясет, а веки до того тяжелы, хоть спичками подпирай. Но после той ночи, когда Ефим подрался с Юлькой, он вдруг всем нутром почувствовал какой-то невидимый перелом в себе. Ефим понял, что ему теперь недостаточно того, чтобы только пахать, пусть даже день и ночь, еще нужно делать что-то гораздо большее. А что, пока он и сам не знает.

Монотонно гудит мотор, тянет от него теплом и мазутом.

Ну, ничего. Вот уже пять кругов сделали… семь… восемь…

Около двух часов ночи пришел Елохов.

— Хватит! Скоро светать будет. Надо отдохнуть.

Ефим потянулся сладко, до хруста в суставах.

Через двое суток на Отногах осталось пашни десятин пятнадцать. Севцы шли, считай, по пятам трактора. Ефим торопился, но пашня здесь оказалась тяжелой: на одном конце участка песок, на другом — глина. Равномерную глубину вспашки отрегулировать было невозможно: в песок лемеха зарывались так, что глох двигатель трактора, а в глину не лезли — хоть убей.

Пелагея, мать Анфиски, наблюдая за дочерью, радовалась. Подрастает девчонка, набирает силы, словно рябинка под окном: ствол с каждым летом все крепче, крона шире, не страшны теперь ни лютая стужа, ни злая вьюга.

Анфиска — девчонка бойкая, до любого дела дошлая, на ногу легкая. За что ни возьмется — огнем горит. Комсомольцев вон за собой ведет, главная у них в ячейке. Замечает Пелагея и другое: в последнее время изменилась Анфиска, подолгу о чем-то своем думает, про себя улыбается, в осколок зеркала стала чаще глядеться. Догадывается мать: Ефим тут виновник во всем, но Анфиску ни о чем не расспрашивает. Не помешать бы…