Мечтай сколько душе угодно! Мечта налогами не облагается! Только хотя бы присядь да посчитай с карандашом в руках, сколько рабочих рук, сколько машин и орудий потребуется на очистку этих необъятных площадей, на прокладку дороги, на восстановление селения, сровненного с землей! Пожимали плечами иные, большей частью те, на совести которых в свое время лежал грех гибели Череми. Иные же попросту струсили — а вдруг не одолеем, попадем впросак и сделаемся посмешищем для людей. Вот и выступали они на всех собраниях, утверждая, что виноградники, дескать, работников лишатся, а лоза — наша кормилица, тоже сделается убыточной.
Эти разговоры многих заставляли призадуматься, но поборники возрождения Череми — Шота Эцадашвили, Бичико Шинджиашвили, Заур Манижашвили, Мосе Самадашвили были сынами нового времени — данное слово держали крепко и на попятный идти не собирались. Тем временем прошел слух среди переселенцев, что настал час Череми, по всему видно, вновь в какой уже раз восстанет он из пепла. И пошло, и пошло с того дня. Черемцы волна за волной осаждали кабинет секретаря райкома: верните нас в наши горы, и мы покажем, на что способен обрадованный человек.
Последнее слово было за Центральным Комитетом Компартии Грузии.
Было около полудня, когда возле калитки одного из домов селения Мукузани остановился пожилой человек. Во двор зайти он не решился у калитки разлеглась огромная овчарка. Она нетерпеливо била хвостом о землю.
— Ника, эгей, Ника! — громко позвал гость и раз-другой постучал в калитку палкой.
На балкон вышла пожилая женщина.
— Кто там?
— Закро я, Анета! Мне бы Нику…
Женщина спустилась во двор, привязала собаку и отворила гостю калитку.
— Ника хворает. Вот уже больше года будет, как не встает он с постели!
— А какой был здоровяк! Что же с ним теперь приключилось-то? Вот и мне все некогда, невестушка, хожу вокруг да около, а повидать вас так и не удосужился! — стал оправдываться Закро.
— Приключилось, Закро, да еще как приключилось, вконец доконали его печаль да горе!
— Будь спокойна, Анета, я ему такое лекарство принес, поглядишь, мигом на ноги поставлю!
— Что еще за лекарство, дорогой ты мой?
— Проводи меня сначала, дай взглянуть на Нику! Не будь я Закро, коли на ноги не поставлю твоего мужика.
Закро заметно волновался — глаза его блестели так, словно за пазухой у него и впрямь была припрятана бутыль с живой водой.
Они вошли в полутемную комнату. Больной навзничь лежал на старинной тахте возле окна. Он, видно, дремал. Потому-то, наверное, и не слышал ни скрипа двери, ни торопливых шагов гостя.
— Здравствуй, Ника! — окликнул его Закро.
— Здравствуй, — не открывая глаз, проговорил Ника.
— Квеври тебе придется открывать, Ника! На поправку дело пошло, партия помогает нам вернуться обратно в Череми, слышишь ты, в Череми!
Ника приподнял голову.
— Это ты, Закро! Не расслышал я. Что ты сказал?!
— То есть как это не расслышал, ты, никак, и впрямь постарел! Шеварднадзе наказал передать, чтобы черемцы опять поселились в Череми… Мне вчера сказали в Гамарджвеба, вот я и побежал прямо к тебе спозаранку!
— Зачем говоришь мне такие вещи, Закро? Верно, больного человека подбодрить надумал? — попенял ему Ника. Потом сбросил ноги с тахты и присел. Не поверил он Закро, но волнение все же охватило его.
— Правду я тебе сказал, правду! Иначе с чего бы я сорвался с постели с петухами… Народ уже стал собираться! Не поймешь, то ли плачут, то ли смеются, ну и переполох же, скажу я тебе, в Гамарджвеба! — гудел Закро и, не в силах усидеть на месте, как шальной кружил по комнате, натыкаясь на вещи.
Анета поспешно накрывала на стол возле очага. Она-то и заметила первой, что больной без сил упал головой на подушку, лицо его побелело, как полотно, а лоб покрылся испариной…
— Что с тобой, Ника! — бросилась к нему жена.
— Есть, оказывается, бог на свете! — прошептал Ника. Больше он ничего не успел сказать.
Его больное сердце не выдержало такую нежданную радость.
Лето 1978 года было на исходе.
До того, пока началось восстановление Череми, руководители нашей республики посетили селение и его окрестности. Гостей сопровождали гурджаанские товарищи: Шота Эцадашвили и Мосе Самадашвили. Виденное и услышанное произвело на руководителей республики неизгладимое впечатление. Даже невооруженным глазом было видно, какую огромную пользу могут принести предгорья Гомбори.
Проходя по заброшенному селению, гости приметили дымок, поднимавшийся из землянки, перекрытой на скорую руку. Тут же поблизости молодая женщина корчевала кустарник, выросший на старой дороге.
Читать дальше