Андрей Меркулов - Крылья земли

Пройти надо было десять метров вдоль глухой стены; встав на карниз, Василий медленно двинулся вдоль этой глухой стены. Вниз смотреть было нельзя, но он знал, что внизу стоит толпа и смотрит на него и все смотрят молча. Сам он видел перед собой только кирпичную стену; никогда он еще не видел кирпичной стены так хорошо; он замечал в ней каждую выбоину, каждый паз между кирпичами, промазанный сероватым раствором, давно уже высохшим, покрытым набившейся в щели уличной пылью… Он очень хорошо видел эту стену, и ему казалось, что ни один кирпич в ней не похож на другой. Пройдя половину пути, он остановился отдохнуть, но сразу понял, что этого делать нельзя; и тогда он пошел дальше. Ногти, которыми он держался за стену, распластавшись на ней, давно уже были сорваны, из-под них шла кровь. В это время он вдруг почувствовал, как его со всего размаха внезапно хлестнули как хлыстом по лицу; он покачнулся, слепящая острая боль заставила вздрогнуть; а это было концом, ноги его на секунду потеряли всякую опору, — так ему казалось, — но он все же удержался, вися в воздухе почти на одних пальцах, вцепившихся в небольшую шероховатость стены… Он понял что это была искра с пожара, ударившая в щеку. Хорошо, что не в глаз. Через минуту он дошел до окна той квартиры, куда иначе нельзя было попасть. Взявшись крепко за подоконник, он, наконец, почувствовал себя в безопасности. Окно открывалось внутрь, он разбил его и вскочил в комнату. В это время ему почудился вздох — впервые он услышал, как вместе вздыхают много людей, сразу больше тысячи.

В этой комнате было совсем еще немного дыму, в других больше; Василий обошел квартиру и не нашел девочку. Сквозь дверь было слышно, как на лестнице гудит пожар. Квартира была из трех комнат с кухней, он обыскал ее всю. В комнате, где жила девочка, стояли кроватка и столик с игрушками, но ее нигде не было. Вдруг в той первой комнате, куда он вскочил через окно, он заметил, как что-то шевельнулось за длинной занавеской, — он поднял занавеску и увидел девочку лет пяти, с большими черными глазами, а может быть, они стали теперь только такими большими. Но детский страх проходит быстро, она сразу стала смотреть на него с интересом и спросила:

— Ты пожарный? Ты пришел за мной? Я знала, что ты придешь, мне мама читала такую книжку. Только мне все равно было страшно. Я слышала, как ты влез в окно, только я думала, что это не ты, а что это пожар тут ходит.

Она с любопытством потрогала пуговицы на куртке Василия.

— Мы теперь вместе будем вылезать? — спросила она.

— Конечно, вместе, — сказал Василий и почувствовал, что хочет заплакать. Он взял ее на руки, привязал себя веревкой к батарее под окном, другой конец был прикреплен к поясу; спустившись с ней на этаж ниже, через окно он вошел в другую квартиру и оттуда сбежал по лестнице вместе с девочкой.

Внизу у выхода его ждали. Мать девочки стояла около ворот, и ее держали за руки, потому что она все хотела бежать в огонь. Он отдал ей ребенка, и она даже не посмотрела на Василия, только схватила свою девочку.

Одна рука у девочки была в крови.

— Что с ней? — спросила мать.

— Это ничего, это у меня из ногтей кровь идет, — смущенно сказал Василий.

Василий пошел к своему рукаву, около которого должен был находиться по боевому расписанию; потом его послали во двор, потому что пожар все еще разрастался. Приехала машина с лестницей. Василий работал брандспойтом, стоя на лестнице во дворе, дым из окна слепил ему глаза, пламя жгло все тело сквозь комбинезон, и было все еще очень трудно. Вскоре пожар начал стихать.

В это время мать девочки опомнилась и стала искать Василия, но не могла его найти. «Мы тут все одинаковые, выбирай любого», — смеялись пожарные. Они все были очень похожи в своих серых брезентовых комбинезонах и круглых касках, выкрашенных в темнозеленый цвет. Мать ребенка подошла к командиру; он сказал ей фамилию Василия, потом пошарил по карманам и подарил девочке никелированный портсигар. Девочка на все смотрела с любопытством. Ей теперь было очень весело.

Когда дежурство кончилось, Василий забежал домой, чтобы умыться и переодеться, а потом заторопился к Нюрке. По дороге он очень волновался. В родильном доме он подошел к доске с табличками и не нашел Нюркиной таблички среди не родивших; он посмотрел тогда на таблички лежавших с осложнениями — это было бы очень плохо, но Нюрки здесь тоже не было; потом посмотрел розовые, здесь тоже не было; еще не веря себе, он посмотрел на голубые таблички мальчиков — здесь Нюрка была, и был указан вес: 3 800. Это был здоровенный парень, ясно, что Нюрка сразу не могла его родить. Василий даже вспотел от радости. Он передал ей гостинцы и записку, где было написано: