Михаил Лоскутов - Немного в сторону

«Пружину обычно мастера ставят на мелкослойной ели. Но это малокровное дерево, в его жилах мало смолы. С течением времени под влиянием воздуха оно похоже на затвердевший каучук, незвукопроводно. Лучше, пожалуй, широкослойная с ярко выраженными слоями…»

«Пружина должна быть отшлифована пемзой и порошком гипса или мела, чтобы под рукой была «как атлас». Блестящая поверхность интенсивней проводит звуки, чем матовая…»

«Вопрос о подставке резко выступает вперед. Многие мастера вырезают слишком много вглубь тело подставки и делают ножки слишком высокими. Подставка — буфер, компрессор меж интенсивностью колеблющейся струны и чувствительной мембраной — верхней декой. Много энергии и интенсивности пропадает даром… Подставка, правильно воспринимающая и передающая внутреннему воздуху резонатора и силу и эффекты колеблющейся струны, с двумя родами ее колебаний: трансверсальных и лонгитуденальных, — должна в своем вертикальном разрезе иметь вид веретена… Причем срез площадей нижних концов столбиков ножек подставки должен представлять два удлиненных прямоугольника и ширину иметь уже, чем центральная часть подставки…»

Я привел здесь маленькую часть высказываний о подставке лишь для того, чтобы показать великую тонкость законов резонанса, сложные законы, определяющие звук инструмента. От Брешии до наших дней никто не записал этих законов.

— Скрипка как корова, — говорит Добрянский, — она дышит боками. Она берет в себя воздух и поднимает грудь — деку.

Это тонкое дыхание скрипки лучшие мастера всех времен прощупывали чутьем кончиков своих пальцев, догадкой, «внутренним» и буквальным слухом, в полной тиши своих мастерских. Если не отвлекаться в слишком специальные области, можно определить так: Добрянский установил форму этого дыхания, закон, по которому нужно устанавливать правильное взаимоотношение двух напряжений: струн и скрипки, и всех ее слагаемых — материала, толщины дек, расположение пружины и всех других частей.

Он стал конструировать сложный прибор — динамометр — для определения давления струн во время аккорда. Сделал их десять штук, но они оказались несовершенными. Тогда вместе с механиком Физиологического института Экком он построил одиннадцатый. Он вложил в него несколько тысяч золотом — свои мюнхенские заработки. Доселе он единственный на земле.

Да, в старом Мюнхене были не только Коп, Краузе и Рентген. В Мюнхене был еще синьор Виорини, мастер скрипок, владелец богатой фирмы и склада музыкальных инструментов. Это был пучеглазый итальянец, один из главных заправил «музыкального квартала».

Квартал музыкальных мастеров мира! Там в темных углах копошится доселе средневековье и тяжелый воздух цеха висит в его пыльных углах. Правда, мастера вполне современные люди и говорят об искусстве. Но многие из них знают это искусство лишь понаслышке. Правда, там ценятся прекрасные инструменты старины, но эти инструменты нужны для поддержания стоимости деревянного хлама. Там издаются собственные газеты, но это продажные листки, содержащиеся на деньги богатых владельцев фирм.

Синьор Виорини начал в этих листках бешеную травлю приезжего мастера. На аргументы там не были щедры; достаточно вожакам назвать изобретение смехотворным, как авторитетное мнение поддержит толпа ремесленников. Цех, цех! Музыкальному кварталу не нужен изобретатель и новатор: это выбьет из рук привычные доходы за ничто.

Но приезжий мастер продолжал свою работу. О нем стали писать серьезные газеты в других немецких городах. Со всей Германии к нему присылали скрипки для усовершенствования.

Через некоторое время он получил первые анонимные письма с угрозами.

Мастера пытались подкупить эксперта, чтобы он забраковал одну усовершенствованную скрипку и тем опорочил работу Добрянского. Но эксперт отказался это сделать. Через некоторое время тихий «музыкальный квартал» обуяла настоящая паника: на главной улице города, в витрине фортепьянного склада Бауэра, открылась выставка нескольких десятков необыкновенных скрипок; в плакате говорилось, что все они куплены Добрянским у кустарей по двадцать марок и теперь, после усовершенствования по методу Добрянского, продаются как очень ценные инструменты…

Приезжий одесский мастер каждый вечер гулял по одной и той же улице — улице особняков, тишины и образцового мюнхенского порядка. Здесь он любил поразмыслить о скрипках, их тайнах и своем будущем. Но будущее сулило много неожиданностей. Прежде всего из окна третьего этажа одного дома на него однажды полетел тяжелый горшок с цветами и, мелькнув близ головы, вдребезги раскололся на мостовой. Это было странно, особенно в аккуратном Мюнхене. «При чем тут горшки? — сказал Добрянский. — Это не имеет никакого отношения к музыке». Но он еще мало знал тайны музыки, Мюнхен и вообще мало еще знал жизнь. На другой день в тот же час и на том же самом месте в него полетел более увесистый горшок — целый вазон, в полпуда весом. Мюнхенская аккуратность чувствовалась и тут: вазон раскололся всего в пол-аршине от Добрянского.