Пётр Лебеденко - Черные листья

Никита Комов сказал:

— Срывать такое мероприятие нежелательно. Но если бригадир просит…

— Прошу! Очень прошу! — Бурый даже руки прижал к груди, показывая, как горячо он просит. — И Павел Андреевич — тоже.

— Вопросов нет, — сказал Никита. — Придется Ричарду Голопузикову потерпеть…

Вот так все просто и получилось. Сейчас, наблюдая за работой шахтеров, Богдан Тарасович почему-то думал, что иначе получиться и не могло. Они, правда, действительно за эти дни изрядно измотались, но Бурый ни от кого из них ни разу не услышал и слова жалобы или недовольства. Будто всех их захватил тот порыв, когда уже никого до конца не остановишь, когда люди забывают обо всем на свете, кроме стремления достичь поставленной цели.

Странно, но тот же порыв постепенно увлек и самого Богдана Тарасовича, и он не переставал этому удивляться. Ему ведь казалось, что он давно уже не способен на какие-то поступки, которые вывели бы его из равновесия, а тут вот захватило и понесло, и будто сбросил с себя бригадир добрых полтора десятка лет — откуда и сила берется, и порох! Швыряет не рештаки глыбы угля и породы, орудует поддирой, помогает готовить нишу и, чувствуя, как ноет от усталости спина, как гудят руки, радуется этому чувству, словно оно наполняет его жизнь чем-то новым и очень нужным.

Несколько раз к нему приближался Павел Селянин, уговаривал:

— Отдохнули бы, Богдан Тарасович. Присмотрели бы за работой людей.

— А чего за ними присматривать! — отговаривался Бурый. — Они и без меня знают, что делать. Да и сами вы, Павел Андреевич, не шибко часто отдыхаете.

Как раз в это время в лаву нагрянул инженер по технике безопасности — человек уже довольно пожилой, но, словно ртуть, подвижный, даже какой-то вертлявый, ни минуты не находящийся в спокойном состоянии, словно его каждое мгновение покалывали в какое-нибудь место сапожным шилом. Только-только присядет Петр Тимофеевич на секунду, как тут же снова вскакивает и куда-то уже торопится, кого-то ищет, а найдет — начнет о чем-то оживленно рассказывать, жестикулируя так, что собеседник его невольно подальше отстраняется: чего доброго, и зацепит или по лицу, или по голове.

Мечтал когда-то Петр Тимофеевич стать моряком дальнего плавания, мечтал до самозабвения, но однажды, следуя на теплоходе в качестве пассажира из Ростова в Феодосию, попал в страшный шторм, свалила его морская болезнь, и в конечном пункте сняли Петра Тимофеевича с теплохода совершенно зеленым, почти без признаков жизни и без всяких признаков оставшейся в желудке пищи. С тех пор не только моря, тихой речки Кундрючки не мог видеть несостоявшийся моряк дальнего плавания, однако в честь угасшей мечты ничего другого, кроме тельняшки, под рубашку не надевал, а многих своих друзей и знакомых называл не иначе, как «братишка».

Ползая с Павлом в лаве, наблюдая, как там и сям рушится ложная кровля, Петр Тимофеевич восклицал с искренним удивлением:

— Братишка! Да ты понимаешь, чем все это грозит? Ты понимаешь, какую ответственность на себя взваливаешь?

— Мы осторожно, Петр Тимофеевич, — говорил Павел. — Мы максимум сделаем… для безопасности.

Инженер бесстрашно устремлялся вперед, взмахивая поддирой, и, когда кровля падала, кричал:

— Видишь? Этот твой максимум может раздавить человека в лепешку! Я категорически против! Категорически запрещаю!

Павел начинал просить:

— Петр Тимофеевич, спокойно, умоляю вас. Посмотрите, как самоотверженно работают люди. Разве можно гасить такой порыв?

— Самоотверженно? Вот-вот, самоотверженно. Ты что, на войне? Пушки рядом громыхают?

Неизвестно откуда появившийся Лесняк сказал:

— Хотя и не рядом, а громыхают. Вы прислушайтесь, Петр Тимофеевич.

Инженер по технике безопасности удивленно посмотрел на Лесняка:

— Где громыхают?

— В мире, — коротко ответил Лесняк. — На планете Земля.

— Ты мне брось, ты мне брось, братишка! — замахал руками Петр Тимофеевич. — Видали мы таких воинов… Сейчас же буду писать докладную. Полное нарушение техники безопасности! Полное! Я удивляюсь, Павел Андреевич, удивляюсь твоей беспечности. В тюрьму, что ли, захотел? Ведь случись несчастье — сидеть тебе за решеткой. И мне, если я на все это закрою глаза, тоже сидеть. А я не хочу. Не желаю. У меня уже внуки есть. Все понял?

— Все.

— Отлично! — Петр Тимофеевич расстегнул брезентовую куртку, распахнул борта, и Павел увидел на нем тельняшку. — Отлично, Павел Андреевич! Сейчас мы с тобой совместно все оформим, потребуем прикрыть эту лавочку и будем спать спокойно. Есть?