Пётр Лебеденко - Черные листья

— А Павла нет?

— Не пришел еще, — ответила Анна Федоровна. И встревоженно посмотрела на Руденко. — Не случилось ли чего, Федор Исаевич?

Она знала, что Павел работает в его бригаде, и неожиданный визит бригадира невольно ее насторожил. Тем более, что Руденко вел себя не совсем обычно: чего-то вроде смущался, отчего-то ему было не по себе, что-то его, кажется, тревожило.

— А Юлия дома? — через минуту-другую спросил Федор Исаевич.

— Тоже нету… Да что случилось-то, Федор? Ты чего странный какой-то? Давай-ка все выкладывай.

— Ничего не случилось, Анна Федоровна, — заверил, наконец, Руденко, — заглянул я к тебе, Анна Федоровна, чтоб рассчитаться. Поняла?

— Не поняла, — сказала Анна Федоровна. — За что со мной рассчитываться?

— Есть за что… Только попрошу я тебя, мать, о нашей встрече никому ни слова. Стыдно мне маленько перед людьми будет, если ты об этом расскажешь… Месяца два назад это дело было. Получил я аванс и черт меня дернул с Виктором Лесняком в пивной бар заскочить. Ну, по кружке, по второй, по третьей, а там по сто граммов, да еще по сто, да на голодный желудок — короче говоря, малость одурел. Видел, какая-то шпана вокруг нас с Виктором крутится, а отогнать ее, шпану эту, не сообразил. Потом полез в карман за бумажником — чертма. Увели… Сто целковых, как одну копеечку. Лесняк, конечно, расплатился, да ведь домой-то без получки как являться? Ну, пришел я к Андрею Иванычу, тебя в то время дома не было, Юлии и Павла тоже. «Выручи, говорю, Андрей Иваныч, дай сотню рублей, через месяц верну…» Понимаешь теперь, в чем дело? Прости, мать, что задержал долг, сейчас вот принес… Только еще раз прошу: ни Павлу, ни кому другому — ни слова. Обещаешь!

Анна Федоровна пожала плечами:

— Чего ж не обещать… Спасибо, что вспомнил, спасибо за честность твою.

А через пару дней, тоже в отсутствие Павла и Юлии, к Анне Федоровне пришел горный мастер Степан Бахмутов. Ни слова не говоря, протянул ей запечатанный конверт с надписью: «А. Ф. Селяниной».

— Что это? — спросила Анна Федоровна.

И тогда Бахмутов объяснил:

— Должок, мамаша. Грешен, не выполнил своего обещания в срок, прошу извинить. Но, как говорят мудрецы, лучше поздно, чем никогда… Стоп-стоп, вы меня не перебивайте. Не у Павла я брал, а у Андрея Иваныча. Месяца три назад. Семьдесят два рубля… Зачем? Старшей сестре в тот день исполнилось тридцать. Тридцать, понимаешь? Подарок нужен? Нужен. Знаю, о красивом кольце мечтала. Пошел в ювелирный магазин, приценился. Паршивое кольцо — сто семь, хорошее, даже шикарное — сто восемьдесят два. А у меня — сто десять. Куда, думаю, пойти, у кого перехватить на пару месяцев? Решил к Андрею Иванычу. Выручил. Семьдесят два рублика, вот тут они в конвертике… Если можно, Анна Федоровна, Павлу ни звука. Обидится. Почему, спросит, к отцу пошел, а не ко мне? За жмота, мол, меня принимаешь?

Говорил Бахмутов без заминки, прямо глядя в глаза Анны Федоровны, и, может быть, именно это обстоятельство заставило ее поверить в правдивость слов горного мастера. Все же она спросила:

— Интересно, откуда же Андрюша денег для тебя взял? Не было у него такой привычки — при себе их держать…

— Чего не знаю, того не знаю, мамаша, — ответил Бахмутов. — Дал, и все. А мое дело — честно рассчитаться. — И улыбнулся: — Расписки не требую, так как заем был сугубо личный, а не государственный…

Посмотрела Анна Федоровна после ухода Бахмутова сберегательную книжку — все там на месте, без ее ведома Андрей ничего не брал. Задумалась. Посоветоваться бы с Павлом, да ведь обещала людям сохранить все в тайне. А червячок сомнения гложет: не врут ли «должники»? В открытом виде помощь предложить стесняются, вот и придумывают разные байки о «должках». Узнай об этом Павел — хату разнесет. «Нищие мы? — закричит. — Побираться будем? Или нам чего не хватает?» А те, кто «должки» приносит, если это не должки, думают небось по-своему: «У людей и так вон какое горе, да вдруг еще и нехватка обнаружится — это ж понимать надо…»

Рабочий очистного забоя Виктор Лесняк явился к Анне Федоровне вечером. Был он слегка навеселе, пахло от него хорошими мужскими духами и коньяком. Под глазами тоненькие, будто черная ниточка, полосочки въевшейся в кожу угольной пыли. От этого глаза Лесняка кажутся намного большими, чем они есть на самом деле, и чуть томными. Полосочки эти Лесняк не смывает умышленно. Зачем их смывать, если так красиво…

— Можно к вам на минуту, мамаша? — галантно поклонившись, спросил шахтер.