Пётр Лебеденко - Черные листья

Павел провожал на юг свою сестру Юлию, и когда она улетела, он подошел к Батееву, поздоровался и сразу спросил:

— Везете в Москву что-нибудь новенькое, Петр Сергеевич?

— Везу, Павел. — Батеев глазами показал на свой портфель и улыбнулся. — Здесь, если хочешь знать, давнишняя моя мечта. Удастся воплотить ее в жизнь — буду безмерно счастлив.

Павел тоже улыбнулся:

— Пока секрет?

Петр Сергеевич с минуту помолчал, потом взял Павла под руку и повел его к скамье, где не было людей:

— Посидим? Время еще есть… И сейчас я тебя во все посвящу. Как будущего инженера.

Петр Сергеевич хорошо знал семью Селяниных. Еще когда был жив отец Павла, Андрей Иванович, Батеев часто к нему наведывался, подолгу сидел с ним за чашкой чая и каждый раз также подолгу беседовал с Павлом, удивляясь тому, что Павел, по сути дела тогда еще совсем мальчишка, смотрит на жизнь глазами умудренного житейским опытом человека и разбирается в таких вопросах, в которых не всегда ясно разбирается и взрослый. Нет, Петр Сергеевич был далек от мысли причислять Павла к категории вундеркиндов — Павел в то время оставался для него обыкновенным мальчишкой, хотя многое в нем Петра Сергеевича и привлекало: его любознательность, порывистость, исключительное трудолюбие. И главное — его честность. Павел никогда не лгал — в этом Батеев убеждался не раз. И никогда не шел на компромисс со своей совестью. Поражали его прямота и какая-то удивительная душевная открытость. И часто Петр Сергеевич видел в Павле мальчишку Петра Батеева — такого же открытого, такого же бескомпромиссного и прямого. «Ему немало набьют шишек, — думал о Павле Петр Сергеевич. — Но он останется самим собой до конца — за это я могу поручиться собственной головой…»

Батеев не ошибся. Шли годы, Павел взрослел, отслужил в армии и снова вернулся на шахту. В политехническом институте, где он заочно учился, о его способностях говорили много добрых слов, а он оставался все таким же скромным, прямым и честным. И лишь заметно поприбавилось в нем той внутренней силы, которая обычно присуща людям незаурядным.

…Вкратце рассказав Павлу о схеме нового стругового комплекса, Петр Сергеевич вздохнул:

— Все как будто в порядке, а на душе неспокойно. Спросишь — почему?

— Нет, не спрошу, — ответил Павел. — Как может быть спокойно на душе, если не знаешь, что тебя ожидает. Но… — Он вдруг всем корпусом подался к Батееву, и тот увидел, как загорелись его глаза. — Но ведь это здорово, Петр Сергеевич — струговый комплекс на наших маломощных пластах! Сколько раз я думал: крошим комбайнами великолепный антрацит, даем тысячи тонн штыба, и ни у кого не болит голова. Будто на дядю работаем. Выть иногда хочется от злости. Но теперь…

— Подожди, Павел, не гори раньше времени, — перебил его Батеев. — Чертежи, схема — это еще не механизм. На пути этой штуки, — он погладил рукой свой портфель, — могут торчать и рогатки. Все не так просто, как кажется на первый взгляд.

— Да кому же в голову придет поставить эти рогатки? — воскликнул Павел. — Тут же все ясно, как божий день. И зря вы в чем-то сомневаетесь, Петр Сергеевич. Уверен, что зря…

Батеев пожал плечами и ничего не ответил. Но Павел понял, что те сомнения, которые копошатся сейчас в душе Петра Сергеевича, родились, наверное, не вдруг. И не потому они родились, что Батеев не верит в свою идею. Он просто знает то, о чем Павел лишь смутно догадывается — знает о подводных течениях того, не всегда спокойного, моря, где одни на гребне волны легко достигают берега, а другие попадают в водоворот. Батеев в такие водовороты попадал не раз. Павлу об этом было известно. Правда, совсем непохоже, чтобы Петр Сергеевич теперь стал их бояться, но кому же охота снова и снова испытывать свою судьбу!

Павел еще ближе придвинулся к Батееву и сказал неожиданно жестко:

— Если с кем-то придется драться, деритесь до конца, Петр Сергеевич. А мы поможем. Верите в нас?

Батеев взглянул на Павла и невольно поразился той твердости, которую увидел в его глазах. Твердости и какой-то непримиримости, будто Павел уже сейчас готов был броситься в драку и ни на шаг не отступать. Лицо его тоже стало жестким, мало похожим на то, каким его Батеев привык видеть. Скрывая за шуткой свое удивление этой неожиданной переменой, Петр Сергеевич сказал:

— Ну-ну, распетушился. Может, и драться-то будет не с кем. — Помолчал, снова посмотрел на Павла и добавил: — А раньше ты был как будто мягче, Павел. И добрее…