Георгий Марягин - Стратег и зодчий

«Жалоба? — перечитывая, мысленно продумывая написанное, спросил себя Данишевский. — Ничего! Владимир Ильич не упрекнет! Кажется, все основное освещено. Нужно сформулировать наши пожелания».

«Мы просим в наикратчайший срок разрешить своим авторитетным постановлением данный вопрос», — решительно закончил Данишевский.

«Разнесся слух, что Ленин смертельно ранен вчера на митинге. После Хлебной биржи он выступал на заводе Михельсона. В прессе нет подробных сообщений о ранении и состоянии здоровья. По слухам, задержали женщину, стрелявшую в Ленина. Она из партии эсеров. Это партия террористов. Первое покушение на Ленина в начале 1918 года также было организовано эсерами. На митингах рабочие требуют суровой кары заговорщикам. Ранение Ленина показало, как любят его рабочие: в Кремле парад делегаций, увеличился приток добровольцев в Красную Армию, требуют, чтоб их отправили на Восточный фронт, под Казань, где сейчас идут жестокие бои».

«Наконец сегодня опубликовано в «Известиях» сообщение доктора Винокурова о ранении Ленина, выдержка и сила воли его изумительны. Истекая кровью, раненый поднялся сам в квартиру на третий этаж. Он шутил: «Подкузьмили мне руку». Ранение, заявляют врачи, очень тяжелое.

Оказывается, Ленин поехал выступать на митингах после сообщения об убийстве эсерами 30 августа в Петрограде руководителя ЧК города Урицкого.

Ленин — человек великой воли и долга. Для него нет страха.

Ходят слухи, что в него стреляли пулей, отравленной кураре. После такого отравления не выживают.

Я слышу разные суждения противников Ленина. Среди них есть и предрекающие скорый конец Советской власти.

Представители Антанты надеются, что со смертью Ленина Россия порвет мирный договор с Германией. Это им на руку».

Лишь в полночь добрался Данишевский в штаб Восточного фронта, вызванный из Кулебян, где проверял готовность дивизии, отправлявшейся на фронт. Кобозев не сообщил причины срочного вызова.

По лицу Кобозева, осунувшемуся, с запавшими глазами, Данишевский понял, что произошло что-то трагическое.

— Ранен Ленин. Сообщил Склянский по прямому проводу, — сухо вымолвил Кобозев. — Состояние тяжелое. Покушавшийся задержан. Ведется следствие. Это все, что удалось узнать… Пытался недавно вызвать Москву. Больше того, что сообщил Склянский, не удалось узнать… Да, получена телеграмма Троцкого. Он вызывает тебя сегодня ночью на станцию Арзамас. Строго официально: «Приказываю быть в два ноль-ноль на Арзамас-два…» Тебе что, не хочется ехать на свидание с ним? Тогда я сообщу на Арзамас-два, что ты уехал в Нижний, — предложил Кобозев.

— Обязательно поеду. Предполагаю, о чем будет идти речь. Разговор предстоит неприятный.

— Может быть, мне с тобой поехать?

— Лучше я один.

Данишевский приехал на станцию Арзамас, когда поезд наркомвоена уже стоял на главном пути. Вокруг вокзала ходили патрульные, они никого не пропускали на станцию.

Дежурный комендант встретил Данишевского у входа в вокзал:

— Уже несколько раз наркомвоен спрашивал о вас. Я провожу вас к его салон-вагону.

Несмотря на то что Троцкий несколько раз осведомлялся о приезде Данишевского, он принял его не сразу. Стоя в узком коридоре салон-вагона, Данишевский слышал, как в салоне Троцкий диктовал по телефону какое-то распоряжение.

«Кажется, специально выдерживает меня, — подумал Данишевский. — Демонстрирует, как он занят».

Наконец адъютант Троцкого предложил Данишевскому войти в салон. Данишевский, войдя, молча приложил руку к головному убору.

Троцкий замедленно поднес руку в черной перчатке к кожаному картузу.

— Можете идти, — сказал он адъютанту и подошел к окну.

В зеркальном стекле окна контрастно отразилась его экипировка: черное, хорошо пригнанное кожаное пальто, перехваченное широким кожаным ремнем, коробка с маузером и большой летный планшет, переброшенные на тонких ремешках через плечи.

— Реввоенсовету фронта известно, что Ленин вчера днем ранен? — спросил Троцкий.

— Недавно стало известно, — сказал Данишевский. — Но мы не имеем подробностей. В каком состоянии Владимир Ильич?

— Знаю только одно — в тяжелом. Лишь поэтому я оставил фронт. Теперь у него металл не только в душе, но и в теле. Он будет дороже рабочему классу… — Троцкий помолчал, затем спросил: — Скажите, кто вам разрешил обращаться к Ленину, не посоветовавшись со мной? — Он подошел к столу и оперся обеими руками о полированный борт. Резкий свет люстры упал на стекла пенсне Троцкого. Данишевский встретился с его негодующим взглядом. — Я получил вашу телеграмму в два адреса. Все, что написано в ней, требует проверки, расследования. Все это вы могли и обязаны были доложить мне.