Илья Миксон - Святое дело

— Это левее моего сектора, — отказался Бабичев. — Первого надо спросить… Тогда другое дело. Ладно, сейчас устроим. Прошу только связь обеспечить. Ладно, есть.

Прикинул по карте, натянутой на планшет, угол доворота и дальность, рассчитал данные для стрельбы — быстро это получалось у него!

Телефонист стал передавать команды.

— Пошли! Не люблю вслепую стрелять, — сказал Бабичев.

Мы пробирались по улочке, заваленной обломками зданий, перелезали завалы, петляли по ходам сообщения. Впереди двигался Бабичев, но Саркисян, как и вчера, оберегал меня грозным «нэ зэвай!».

Переползли под черно-рыжим скелетом вагона железнодорожное полотно, опять нырнули в траншею и наконец, запыхавшиеся, измазанные, попали в просторный низкий блиндаж с тремя амбразурами. У двух пристроились солдаты со снайперскими винтовками, у третьей амбразуры стоял, облокотившись о выступающую доску, офицер с биноклем.

Бабичева встретили как старого знакомого.

— Привет, — будничным голосом поздоровался он.

Солдаты кивнули в ответ. Один достал из кармана завернутую в газету белоснежную фланелевую салфетку и принялся с ювелирной осторожностью протирать оптику прицела.

— Запотевает? — поинтересовался Бабичев, угощая всех папиросами.

— Ага.

— Сколько сегодня?

— Нисколько, — мрачно отозвался снайпер. — Зарылся фриц выше головы и все копает. Лопаты только и видим над бруствером.

— Скучно воевать стало?..

— И не говорите, — подхватил снайпер, он моложе меня, вряд ли ему девятнадцать.

— Ничего, еще нарадуешься.

— Будь она проклята такая радость, что всю осень была, — в сердцах сказал офицер-наблюдатель.

— Такой, — с нажимом произнес Бабичев, — такой радости для нас уже не будет.

— Точненько, — поддержал молодой снайпер и, оглядев нас, вдруг спросил: — А где ваш Кощей бессмертный?

— Ранило его. Не кончились еще и наши «радости»…

— Война, — развел руки снайпер и вернулся к своей амбразуре.

Саркисян доложил, что связь установлена. Он все это время мудрил что-то с пехотинцем у телефона. Нас связали через коммутатор дивизии с чердаком.

Казармы выглядели заброшенными конюшнями. Приземистые, одноэтажные, с плоскими крышами; остатки обгоревших стропил немцы убрали на топливо.

— Стены метра полтора в толщину, — Бабичев давал пояснения. Мы стояли рядом, вглядываясь в казармы. — Ничего их не берет. Как элеватор: весь в дырках, а стоит. Корректировать огонь будешь ты.

Последнее настолько было неожиданным, что я даже растерялся.

— Ладно, не тушуйся. Не боги горшки обжигают, тем более тротилом.

Первый снаряд разорвался слева от крайней казармы, по делениям сетки бинокля — левее 0-05, чуть побольше.

— Левее 0-07! — выкрикнул я неестественно громко.

Бабичев тоже засек место падения снаряда.

— Если считать от угла? — тихо переспросил. — Полагается отсчитывать от центра цели, не от края. Мне сразу жарко стало, в окулярах слилось.

— Спокойно, — так же тихо, чтоб слышал только я, подбодрил Бабичев и — громко: — Готовь поправку!

Он спас меня, пощадил лейтенантское самолюбие: не пришлось вслух исправлять свою ошибку. Определив по карте доворот — он больше, чем кажется отсюда, вблизи цели, — несмело произнес:

— Левее ноль сорок?

— Командуй. — Терпеливости Бабичева не было границ. — Хорошо.

— Левее 0-40! Огонь!

Второй снаряд упал за казармами, почти в створе.

— Правее 0-02, плюс!

— Командуй.

Карандашная точка на карте, поворот линейки на целлулоидном круге.

— Левее 0-01! Прицел меньше два!

— Батареей, четыре снаряда, — оберегая от новой ошибки, подсказал Бабичев.

— Батареей! Четыре снаряда!..

Казармы утонули в черных облаках.

— Товарищ гвардии капитан, командующий!

Бабичев заулыбался, сказал в ответ на какие-то, видимо, приятные слова:

— Не по адресу. Передаю трубку автору! — Прикрыл микрофон и подозвал меня к телефону: — Командующий артиллерией дивизии.

— Лейтенант Ильин слушает!

В трубке густой бас:

— Молодец, Ильин! Бьешь, как Василий Зайцев! Зачем Зайцев? Как Бабичев! Молодец. Благодарю.

Я не знал, что сказать: «Спасибо»? «Служу Советскому Союзу»? Меня еще ни разу не хвалили на фронте.

— Дай Бабичева.

Передал трубку, так ничего и не сказав. На обратном пути, поостыв от счастья первого успеха, понял, кому обязан благодарностью командующего.

— Товарищ гвардии капитан, — решительно заявил я, поравнявшись с Бабичевым, — это ваша заслуга.