Илья Миксон - Святое дело

Однажды на комсомольском собрании новый секретарь призвал связистов брать пример с «товарища Разлуки». Никто тогда даже не улыбнулся. И сам Разлука не обижается, он не переваривает лишь слова «трепач».

Свидетелей происхождения странного прозвища в полку немного, а в батарее — я, Есипов да еще человека три, остальные сменились. Есипов, пожалуй, тоже не помнит. Не догадался ведь, что Васнецов не кто иной, как Разлука.

Еще на Урале, во время первого полевого выезда, Разлука сматывал телефонную линию. Откинувшись для равновесия, он быстро продвигался по тропке и крутил ручку железной катушки, подвешенной на груди. Старая изношенная катушка скрипела и взвизгивала.

Приблизившись к огневым позициям, Разлука замедлил шаг и, размеренно накручивая, будто шарманку, запел скорбным дребезжащим тенорком:

— «Разлука ты, разлука…»

С той поры и присохло к нему странное прозвище. Очиститься от него он мог теперь разве только ранением, и то при условии, что никто из однополчан не попадет с ним в один санбат или госпиталь. Пока же он для всех Разлука.

Есипов растолкал Разлуку. Узнав, в чем дело, Разлука уговаривает сержанта с «Промежутка» отдать пехотному старшине катушку кабеля.

— В обед расквитаюсь, — обещает Разлука. — У нас тут тесно от этих катушек. Новенькие, краска липнет, оттого и не пользуем.

Какая краска? Нет здесь никаких катушек. Впрочем, кто его знает. Выходит, что не врал вчера про двадцать семь порывов и кабель, взятый напрокат. Но к чему было плести о пятисотке?

Уладив инцидент, Разлука справляется о времени по фордовскому будильнику.

— Махнем? — пытается завести беседу Есипов, оголяя руку с часами кирпичиком.

— Эти не могу, — серьезно отклоняет сделку Разлука и укладывается досыпать.

В шесть приносят завтрак. При звуке откидываемых барашек, которыми закантована овальная крышка термоса, Разлука вскакивает, словно по зову горна.

Как и следовало ожидать, в термосе каша из концентрата «Суп-пюре гороховый». Самое скорое и универсальное блюдо. Вода по норме — первое, меньше нормы — второе. Еще разбавить да подсластить, так и кисель на третье выйдет.

Покончив со своей порцией, Разлука деловито прячет в карман ложку и сменяет Есипова. Перед дежурством он еще успевает снести еду в самоходку Гомозову. Опасаясь демаскировки, я разрешил пробираться в самоходку только избранным. Разлука в их числе.

— Зашевелились, — тихим голосом докладывает по телефону Гомозов. Вот начнется, тогда можно орать во всю глотку: не только в дивизионе — немцы даже не услышат.

Приказываю соединить телефон самоходки напрямую с общей линией и ухожу к Гомозову.

— Можно и мне с вами? — просится Разлука.

В самоходке и без того тесно.

— За связью следите.

Разлука повинуется. Никаких признаков разочарования на лице.

Он приходит буквально вслед за мной. Молча смотрю на него.

— Гранат на всякий случай принес, товарищ гвардии капитан.

Лукавит, но карманы на самом деле раздуты, и грудь топорщится.

Дожидаюсь, пока Разлука выкладывает гранаты. Он приволок их целый десяток. Если бы осколок или пуля угодили в одну, не найти бы даже крышки фордовского будильника: от детонации наверняка взорвался бы весь боезапас.

— Все?

— Все, товарищ гвардии капитан.

— Теперь марш в блиндаж. Лезет, куда не просят.

— Так ведь береженого бог бережет.

Сейчас я — тот самый Разлукин бог.

— Ясно?

— Ясно, товарищ гвардии капитан.

Разлука нехотя карабкается наверх.

— Стой! Пускай перебесятся.

Немцы начинают атаку короткой артиллерийской подготовкой. Слышно, как взревели моторы, и проволочные ежи как ветром сдувает.

Командую натянуть шнуры. На орудийных прицелах установки НЗО-5. НЗО означает «неподвижный заградительный огонь», 5 — номер участка. НЗО-5 — участок автострады впереди нашей самоходки.

Как только показываются зияющие дула и угловатые башни немецких танков, кричу: «Огонь!»

На автостраде вздымается стена разрывов. Осколки градом колотят по броне самоходки. В случае недолета — прости-прощай! К счастью, автострада широченная, и огневики знают свое дело.

— Зарядить!

Боеприпасы все-таки подвезли, можно не скупиться.

Заваривается кутерьма. Стреляют все и вся. Головной танк юзом сполз назад. Из него начинает валить дым.

Ухудшается видимость.

— Места другого не нашел, в стороне сгореть не мог, Гитлер паршивый.

— В блиндаж! Немедленно!

Разлука безропотно подчиняется.