Илья Миксон - Святое дело

— Так точно. Уже другой принесли, заменим.

— Не нужно. — Он возвратился к орудию. — Ну-ка, отключите питание. Синюков, попросите у радистов пару проводков, батарейку от фонарика к прицелу подключить.

Полуживая батарея от карманного фонаря совершила чудо. Теперь на ослепительно белом фоне мишени четко и мягко багровели прицельные марки. Но батареи хватит ненадолго…

— Фиалкин, боевое задание!

— С прицелом, товарищ лейтенант? Дело простое. Реостат только нужен, напряжение регулировать.

— Где вы сейчас реостат достанете?

— Така штука не подойдет? — неожиданно пришел на выручку Шилко.

— Прекрасно! Где ты взял? Это же реостат накала от радиостанции?

— Мабудь, так оно и есть, — солидно подтвердил Шилко, — бо я его коло мастерской знайшов. Згодится, думаю, и взяв.

— Вот и пригодилось! — одобрительно сказал Краснов. — По местам! Шилко, к прицелу!

— Я?.. Слухаюсь!

С левого фланга, пытаясь вырваться из слепящего прожектора, несся «корабль противника».

— По-о миноносцу! Бронебойным!..

Шилко с таким старанием и тщательностью прицеливался, что успел выпустить всего три снаряда.

— Есть люди, — поддел приятеля Синюков, — не то что перекур с дремотой, стрельбу с присвистом устраивают.

— Ничего, — вступился Краснов. — У него из трех снарядов два в цель попали, а у вас из трех — один.

— Товарищ лейтенант, готово, — доложил Фиалкин. — Подключил.

Луч прожектора снова упал в море.

— К орудию!

Стрельцов очень скоро заскучал в лагере, заскучал по своей жене. В эту первую, самую долгую после женитьбы разлуку он начал смутно догадываться, что любил в жене не ее самое, а свою мечту, любовался и гордился своей верностью. И то была не любовь, а чувство удовлетворенного самолюбия. Оставшись один на один со своим самолюбием и своей гордостью, вдруг почувствовал: если ему было тепло и светло с Ниной, то благодаря ее теплу, ее свету, ее любви. Он всегда мечтал быть с Ниной, только с ней, был убежден: никто другой не принесет ему счастья. Ни одну женщину не мог представить себе своей женой, но не задумывался, является ли сам тем единственным, кто действительно может сделать счастливой Нину.

Стрельцов полагал, что нельзя быть несчастной, щедро наделяя радостью любви другого. А он был счастлив, хотя и не понимал, что сполна насладиться жизнью невозможно, забирая все, но почти ничего не отдавая взамен.

Вечером, накануне выезда из лагеря, Нина, облокотившись, сидела на диване. Сергей лежал, удобно устроившись головой на ее ногах. Она слушала, запустив пальцы в его волосы, и медленно перебирала их.

— Как вспомню, что завтра уеду на несколько месяцев, тяжело становится на сердце. Опять тоска одиночества, военторговская столовая, холодная чужая постель…

— Тебе всегда жаль только себя.

Он ничего не смог ответить. Нина была права.

И вот в лагере, еще не отдавая себе отчета в происшедшей перемене, начал тревожиться. Как там Нина? Бедная, ей, должно быть, ужасно тоскливо, особенно по вечерам. Одна в полутемной комнате. (Будто назло остановили для капитального ремонта двигатель электростанции. Не могли найти другого времени. Черт знает что!) Как Нина питается? Всухомятку, конечно. Она ведь редко готовит обед, когда его нет дома. Это никуда не годится. Нужно передать ей с первой попутной машиной мясные консервы, печенье и конфеты. И балык, она очень любит его. Здесь все это есть, лагерный магазин неплохо снабжается.

Впервые в разлуке с женой он думал не о себе, а о ней, жалел ее, а не себя. Ему страстно захотелось увидеть Нину, прижать ее к себе, приласкать, ободрить… Он несказанно обрадовался выдавшейся поездке на зимние квартиры.

В Пятидворовку Стрельцов приехал вечером и, не заходя домой, отправился на стройку комбината, где Нина преподавала в школе рабочей молодежи.

Когда он услышал родной голос, замерло сердце. Осторожно подобрался к классу и, прижавшись к двери, стал слушать.

— Оказывается, и числительное претендует на должность подлежащего. Посмотрите, как устроилось! Слово «семеро» — числительное, а в предложении «Семеро одного не ждут» чем оно является? Кто? Семеро! Что делают? Не ждут! И сказуемое на месте, все по форме, не придерешься!

По классу прокатился легкий смешок.

«Молодчина! — с удивлением и гордостью подумал Стрельцов. — С выдумкой, с душой. Как о живом существе говорит о каком-то числительном. Никогда бы не додумался до такого».

Наконец прозвенел звонок, но она еще не скоро вышла. Он не выдержал и вошел в класс.