Илья Миксон - Святое дело

— Посадили пьяницу вашего?

— Нет еще.

— Напрасно, напрасно, дорогой…

Прошло еще два дня, но Краснов так и не вызвал Васюка. Не сказал в укор ни слова, не объявил взыскание. Командир дивизиона больше не вмешивался, но Краснов понимал: если Васюк совершит новый проступок, в первую голову отвечать будет он, лейтенант.

Майор Лукьянов также был осведомлен о случившемся, но помалкивал, выжидая, как поступит молодой офицер.

«Ты что за психологический опыт задумал?» — спросил Стрельцов.

Краснов уклонился от ответа. Пожалуй, и не сумел бы объяснить свою тактику по отношению к солдату. Действия основывались больше на интуиции, чем на логически продуманном расчете. Ясно понимал одно: никаким очередным наказанием солдата не удивишь, слишком привык к ним. Не поможет и попытка «снять стружку»: уже не один начальственный резец понапрасну затупился. Обычными средствами рядового Васюка не пронять. И если Краснов решил выждать, то не потому, что надеялся этим «взять» солдата. Хотел понять его. Это была не хитрость опытного воспитателя, а человеческий интерес, стремление разгадать непонятное явление. Для изучения и раздумья требовалось время. Он еще не знал, как поступит, но уже понимал, что прежние способы воздействия непригодны. Пьяные откровения Васюка не возмутили, а озадачили. Какой-то надлом в душе, незажившая рана, которую постоянно бередили, питала озлобление и обиды солдата.

На третий день батарея выехала из лагеря для отработки темы по наступательному бою.

Широкая долина — будто огромное одеяло, сшитое из разноцветных лоскутов. Тысячи лютиков, слившихся в яркое желтое пятно; темные купы деревьев на светлой зелени луга; черные бородавки кочек на высохшем болоте; чернильные пятна ирисов; красно-оранжевые огоньки лилий; глаза ромашек, золотые, с белыми ресницами.

Но пейзаж не волновал сержанта Окунева. И что это вздумалось лейтенанту загадки загадывать? Давно отвык ломать свою голову над такими вещами. Прикажут — сделаем, а «наперед батька в пекло лезть нечего», как говорит Шилко.

Окунев не боялся взысканий, страшился позора. Знать бы наперед, что комбат не будет распекать перед солдатами: «Вы соображаете, что делаете? Глаз у вас нет? Болота не видите?»

Видел Окунев болото, понимал, что тягач может засесть по самое брюхо, но так заманчиво сократить дистанцию, скорее до срока развернуть орудие, лихо, красиво, как это делали на показательном учении сержанты перед выпуском из полковой школы.

Кабы не заглох мотор, — надо же, посреди болота! — маневр удался бы. Нет, то место не проскочить было: двумя лебедками потом вытаскивали. В таких случаях решение приниматься должно офицером, а не сержантом. И не только в таких случаях…

Окунев вытянул за ремешок часы из карманчика, подержал на весу перед глазами и снова упрятал. Прошло пять минут, как лейтенант отдал приказ занять огневую позицию правее дубов с вывернутыми корнями.

Приказал и уехал. Легко сказать: «Время готовности 12.00». Если направиться по дороге, раньше часу не добраться, а напрямик нельзя. Ручей настоящую канаву прорыл, метра полтора в ширину и глубиной около метра.

— Полная труба, товарищ сержант. Метров триста влево овражек — пустяк, одна видимость, запросто перемахнуть можно. Опять же болото перед ручьем, на дифер сядешь. — Шофер показал на свои сапоги в черной вязкой грязи. — Здесь прямо — глубоко. Придется в обход, а?

Окунев вытянул часы и покачал ими перед носом шофера. Тот сдвинул пилотку назад и присвистнул: «Да, не успеть».

— Мост строить надо. Нет выхода другого. Отцепить орудие!

Жесткий срок для выполнения задачи, поставленной командиром батареи, придал сержанту решимость. Приказал Савичеву с двумя солдатами готовить фашины из камыша, а сам с остальными людьми отправился на машине к железнодорожной будке, где надеялся раздобыть старые шпалы. Не проехали и полкилометра, как в крышу забарабанил Васюк. (Из экономии горючего машина взвода управления осталась в парке, и часть связистов перемещалась с огневиками.)

— Что там? — высунул голову в окно Окунев.

— Я знаю, где бревна есть. Сворачивай налево.

Окунев приказал остановить машину и вылез из кабины на подножку.

— Далеко?

— Рядом. Только уговор: на обратном пути на место положить.

— Конечно! Показывай, куда ехать.

Рядом с дорогой, укрытые за обломками скал, лежали шесть крепких смолистых бревен. Их с трудом загрузили в кузов машины.