Сергей Петров - Рассказы

Но однажды в середине дня на землю внезапно упал веселый, при солнце, но сильный дождь. Он так тяжело рухнул на железную крышу дома, что Петьке показалось — она прогнется; стекла окон вмиг залила вода, и все на улице: дома на другой стороне, телеграфные столбы, заборы — стало выглядеть, как в кривом зеркале. Схватив кораблик, Петька выскочил во двор и встал под навесом. Дождевая вода уже переполнила стоявшую в огороде бочку и плотно обнимала ее бока, стекая на землю. Песок во дворе был словно часто истыкан гвоздями.

Прекратился дождь так же внезапно, как и начался. И сразу вокруг стало так тихо, будто все удивленно примолкли, что дождь так быстро перестал лить.

А на земле бушевали слепящие ручьи.

Петька опустил кораблик в канаву, и он быстро поплыл, чуть накренился на повороте и поднырнул под ворота; вода наполнила кювет почти доверху, и кораблик стремительно несло вдоль дороги.

Петька бежал и бежал за ним.

У оврага кораблик заметался было в широком потоке, но затем выбрал самую середину его, скользнул по тяжелой водяной дуге вниз, в ручей оврага, закрутился в водовороте, накренился, но вода вынесла его вперед, и он понесся дальше, изредка шаркая бортами о ветки кустов, но не останавливаясь. Вблизи затонувшего колеса у Петьки от волнения защекотало в пятках, но вода почти полностью закрыла колесо, и кораблик проскочил над ним без задержки.

Еще ни разу Петька один, без взрослых, так далеко не убегал от дома.

Ноги сами несли его за корабликом, и остановился он только когда с разбегу вбежал по илистому дну в неширокую речку, куда они с отцом иногда ходили купаться.

Дальше для Петьки пути не было.

А кораблик уже плыл по тихой реке, игравшей бликами солнца. Он то пропадал с глаз в этих бликах, то вновь появлялся там, где вода была потемнее.

С каждым разом кораблик казался все меньше и меньше, а потом и совсем пропал из виду.

Петька выбрался на берег, встал на бугор и долго еще тянулся на носках, высматривая свой кораблик. Он не замечал, что трусы у него намокли и обвисли, а майка от быстрого бега выбилась из-под резинки и задиралась выше живота.

Нет, не видно было больше кораблика — уплыл он далеко по реке.

Переступив онемевшими в лодыжках ногами, Петька вздохнул, осмотрелся, поглядел за реку.

На другом берегу реки лежал луг с высокой и сочной травой, пока еще влажный от недавнего дождя, но уже высыхавший под солнцем, — трава курилась легким дымком. По лугу бродило стадо коров и овец. Влажные, лоснящиеся, вздутые бока коров тоже как бы дымились. У некоторых коров на шее висели ботала, и с той стороны реки негромко и нежно позванивало: «бим-бом-бинь…» Дождь прибил всех слепней и оводов, и стаду спокойно было пастись на лугу.

Среди коров Петька разглядел и их Маньку. Он сразу догадался, почему она иногда вздыхает по вечерам: как же не будешь вздыхать после такого-то простора в тесном загоне?

За стадом наблюдал знакомый пастух на лошади.

Если коровы вдруг начинали бодаться и цеплялись рогами, то пастух взмахивал кнутом, описывал им над головой в воздухе широкий круг и так громко щелкал его концом, что коровы отскакивали друг от друга и приседали на задние ноги, а овцы испуганно сбивались в кучу и, подняв морды, глупыми глазами смотрели на пастуха.

— Э-эй!.. Не балуй у меня! — покрикивал пастух.

Вымытое небо над рекой и лугом было глубоким и синим, а свежий воздух прозрачным. Редкое мычание коров, щелканье кнута и окрик пастуха раздавались, казалось, не за рекой, а где-то у самого уха; не за рекой, а вроде совсем близко позванивали и колокольчики, и позванивали они так, словно были и не звуками вовсе, а чем-то таким существенным, что можно было взять и положить на ладонь и что обязательно заблестело бы на ладони, как стеклянный шарик.

А за лугом поднимался лес, и не как сизо-туманная туча, прижавшаяся к земле, а высокий, с беловатыми стволами берез, с поигрывавшей под солнцем зеленой листвой.

Непонятное смущение охватило Петьку, сладко томящее чувство залило грудь, и он, смотря за реку, сунул в рот большой палец и напряженно сосал его.

А потом повернулся и медленно побрел к деревне, часто спотыкаясь от усталости и падая на четвереньки.

Навстречу ему уже бежала бабка Арина и громко кричала:

— А вон же он, вон, стервец такой! Все с ног посбивались, а он, вишь ты где, шастает.

За бабкой Ариной крупно шагал отец.

Бабка приноровилась уже схватить Петьку за ухо, но он увернулся от нее, ткнулся лицом отцу в колени и прошептал: