Серо Ханзадян - Жажду — дайте воды

— Ведь из этих остатков можно такое пиво сварить, лучше любого заводского получится.

Я усмехнулся, а сам подумал: неужели Сахнов и это умеет?

— Ты серьезно? — спросил я у него.

— Вроде я вам никогда не врал, — обиделся Сахнов.

— Ну что ж, тогда давай вари.

— Для пива дрожжи нужны. Понимаете? Без дрожжей никак нельзя.

На следующий день он попросился в тыл, за дрожжами.

— Это недолго, — уверенно сказал он. — Съезжу и привезу. Будет у нас пиво собственной марки.

— И мы обменяем его на махорку, — добавил я. — А?

— Можете даже на «языка» с немцами обменяться. Это дело ваше.

И я послал Сахнова в тыл, за дрожжами. Хотел денег ему дать — он не взял.

— Кому сейчас деньги нужны…

Положил в мешок пару своих валенок, шинель, пять пар трофейных сапог, несколько брюк и гимнастерок, закинул его за спину и ушел.

Вернулся Сахнов через три дня. С дрожжами вернулся.

— Перешел реку, сел в кузов попутного грузовика и вечером был в Ленинграде, — рассказывал он. — Город уже восстанавливается. Трамваи ходят, хлеб есть — по карточкам выдают. Люди малость оправились. Только вот с топливом плохо.

Сахнов собрал остатки хлеба, долго варил-колдовал, потом слил жидкость в большой стеклянный баллон, добавил дрожжей, закупорил и зарыл в землю.

— Через неделю поспеет.

Долго он объяснял мне секрет приготовления пива, но я так ничего и не понял. А ему почему-то очень хотелось, чтобы я освоил это дело…

— Любое ремесло — это тебе всегда кусок хлеба, — сказал он, огорченный моей неспособностью. — Вы же разумный человек, сынок. Не понятно, почему такое простое дело не уразумеете.

Приготовленное Сахновым пиво получилось необыкновенным. Я литров пять, наверно, выпил. И еще командиру полка послал. Сахнов предупредил меня:

— Только смотрите не говорите ему, что я варил…

— Почему? Это же не преступление.

— Узнает, к себе может забрать. Или, чего доброго, отошлет к командиру дивизии.

— Но это же неплохо! — сказал я. — У командира дивизии тебе будет лучше. В большей безопасности. И есть послаще будешь. Так что скажешь, Сахнов?..

— Если вы не шутите, сынок, значит, обижаете меня. Я с вами не расстанусь. Так и знайте. Может, я вам надоел?..

Я пригласил Шуру:

— Приходи, выпьешь со мной пива…

— Издеваешься? — закричала в телефонной трубке Шура.

— Да провалиться мне на этом месте, если я неправду говорю, Шура! Единственная. И бог знает, что еще ты для меня. Без тебя мне жизни нет, свет мой в окошке, радость моя! Приди.

Это пиво говорило во мне с такой смелостью.

Шура пришла. Сегодня шестнадцатое марта. Два месяца и девятнадцать дней, как мне исполнилось двадцать. В записях моих непривычная смелость.

Сахнов говорит, что уже весна. Я смеюсь:

— Слушай, ну какая же это весна? Весна — когда ручьи журчат, ласточки домой возвращаются, трава зеленеет и расцветают фиалки между камнями… А здесь еще снега по колено.

— Ну как же не весна, — твердит свое Сахнов. — Взгляните: грачи уже прилетели с юга, и в воздухе пахнет весной…

Что ж, пусть будет так.

Мы получили известие о том, что вчера, девятнадцатого марта, по личному приказу Гитлера его войска оккупировали Венгрию. Это очень удивило моих солдат.

— Ведь, того и гляди, портки потеряет, от нас удирая, а туда же, опять чужую страну захватил.

Что поделаешь — это так. Хочет хоть там проводить свой «новый порядок». Но недолго он задержится на берегах озера Балатон.

Мои солдаты придумали по-новому вести огонь из минометов. Иной день все двадцать четыре часа обстреливают какой-нибудь один квадратный километр вражеских укреплений. И это не только противника изматывает, даже на нас действует подавляюще своей монотонностью. После такого затяжного обстрела одного участка солдаты переносят огонь на соседний километр — правее или левее. И все повторяется сначала.

— Мы во что бы то ни стало вытрясем из них душу…

Приятная весть. Вчера, двадцать шестого марта, наши войска на юге подошли к реке Прут, на границу Советского Союза и Румынии. Это вселило в нас несказанную радость. Вот и настал час — пересекаем границу.

— И за границей будет продолжаться война? — спрашивают меня солдаты.

— Обязательно будет! — отвечаю я. — Надо окончательно уничтожить фашизм, чтоб он больше никогда не поднял головы.

Война завершится в Берлине, только в Берлине!