Серо Ханзадян - Жажду — дайте воды

Волхов — река большая. Начало она берет у озера Ильмень и, вобрав в себя воды мелких рек и речушек, впадает в Ладогу. И жизнью и кладбищем была для нас эта река. Сколько людей унесла синеводная!.. И сколько рыбы дала нам на прокорм… И еще… И больше ничего. Только это.

Прощай, Волхов. Помяни нас добром. Мы сделали все, чтобы воды твои стали чистыми и прозрачными. И в том, что к волнам твоим часто примешивалась людская кровь, а говор твой заглушала канонада, была не наша вина.

Неподалеку от деревни Подберезино сгорел в своем танке Макар Герасимович Семенов. Он родом из этих мест, кажется, из города Луги. Всего неделю мы были вместе. Но на фронте даже один час дружеского общения равен вечности. Семенов был младшим лейтенантом. Он шел в атаку сквозь снега с незадраенным люком. Танк его загорелся от прямого попадания снаряда, сгорел и он сам, и весь экипаж. Но до последнего дыхания вели бой…

Мы движемся к Луге. К реке и городу одного и того же названия. Ленинград уже свободен. Девятьсот дней он был блокирован врагом. Начальник штаба полка сказал, что по уточненным данным в Ленинграде от голода и холода погибло шестьсот сорок тысяч человек. Это чудовищно. История подобного не знает. Люди гибли с верой, что город их будет жить.

Честь и слава погибшим!

Саша Болотин — молодой человек. Волосы русые, лицо чуть веснушчатое. Одет он в добротный овчинный полушубок.

— Сам шил, — хвалится Саша. — А шапку не-е. Шапка немецкая…

Он весело смеется.

Автомат у него тоже немецкий, гранаты — наши, нож — финский. Одним словом, партизанская экипировка. Саша Болотин и есть партизан. Он только что перешел линию фронта.

— Вы, братцы, по-быстрому проводите меня к вашему командованию.

— Да ты поел бы сначала…

Ест он с аппетитом. И весь пахнет лесом, и болотом, и еще чем-то незнакомым, партизанским духом пахнет. Их соединение действует под Лугой.

— Мы на прошлой неделе четыре моста взорвали, немцам дорогу к отступлению отрезали, — говорит Саша, торопливо глотая кашу из котелка. — А вы здорово этих гадов гоните!..

В Ленинградской области, в тылу у врага, действует много партизанских отрядов. Они объединяют тридцать пять тысяч человек.

— И столько же примерно погибло в боях, — уточняет Болотин. — До самой Нарвы нет ни одной деревни — все сожжены. Фашисты все сметают на своем пути.

— Знаем, — говорит Сахнов. — Мы тоже их сметем.

Саша Болотин закурил, поблагодарил за угощение и ушел.

Напротив нас стоят две немецкие армии: восемнадцатая — в правом крыле и шестнадцатая — в левом. С их солдатами мы «знакомы» еще с начала сорок второго года. Они с тех пор конечно же не раз пополнялись новыми войсками из Европы.

К нам перебежали шестеро.

— Французы!.. — кричали они.

Это и правда были французы. Немцы мобилизовали их и бросили против нас.

— Штык в земля! — говорят они на ломаном русском языке.

Это значит, что они не воюют. Один из французов все повторяет:

— Я родственник генерала де Голля.

Имя генерала де Голля нам уже известно. Мы знаем, что он воюет против фашистов, ну и, выходит, союзник наш.

Мы отправляем французов в тыл без сопровождающих: сами найдут дорогу…

Самолеты наши очень нас радуют. Как их стало много! Беспрерывно, и днем и ночью, снуют они над нами. На запад летят, полные груза, а возвращаются налегке.

Наше крупное наступление на берегах Волхова началось четырнадцатого января. Наступает и наш, 261-й стрелковый полк, входящий в состав 59-й армии Волховского фронта. Дивизия у нас старая — вторая стрелковая, в ней еще два полка: 200-й и 13-й стрелковые. Сахнов говорит:

— Хорошо, хоть наша рота не в тринадцатом полку.

— А чем тринадцатый хуже? — удивляюсь я.

— Да больно число нехорошее…

Мы уже начинаем мечтать о славе. Это доброе знамение. Страхи, выходит, прошли.

Командует нашей Пятьдесят девятой армией генерал Иван Коровников. Мы все знаем и любим его. Одному из поваров нашего полка он даже часы подарил: прибыл как-то на позиции, осмотрел укрепления и затем отведал солдатской еды. Она ему очень понравилась, и генерал, сняв свои золотые часы, надел на руку повару Шитикову.

Шитиков северянин, из-под Мурманска. Говорит, что ни разу в жизни не видел винограда. Он слегка прихрамывает. Был ранен в сорок первом, но не захотел демобилизоваться. Подарок генерала он отправил домой, жене.

— Кто знает, останусь ли жив… Пусть тогда будет памятью детям и внукам, как свидетельство воинской доблести нашей шитиковской фамилии…