Николай Алфеев - Белые пятна

Она умолкла, глубоко вздохнула, легкая струя обдала щеки Разумова. Он хотел заговорить, но его опять остановили:

— Сделать то, чему нет прощения, совершить предательство… Вы понимаете? И узнать, что папа был связан с врагами уже давно, еще с нашумевшего в свое время Шахтинского дела… Тут потеряешься.

— Да, потеряешься! — машинально повторил Разумов и опомнился. — Я не то хочу сказать, Анта. Я думаю о вас, только о вас. Что вы? Как хотите жить дальше?

— Была у Андрея Павловича. Конечно, ревела. Он сказал немного, зато прямо. Теперь у меня никаких иллюзий: все ясно. Обо всем написала декану. И куда я отсюда поеду? Никуда не поеду. На руднике найду работу по специальности. Буду специалистом, как вы, без диплома… Брату Грише написала и совсем перетрусила: боюсь, боюсь за Гришу. Слишком впечатлителен.

По лицу Виктора Анта поняла, что он думает об отце и сыне.

— Виктор Степанович, дети отвечают за своего отца?

— Безусловно! — решительно подтвердил Разумов.

Вывод, может быть несколько суровый, принес Анте облегчение.

— Дети должны своей жизнью и трудом хоть немного загладить преступление отца. Так ведь?

Виктор уловил в ее голосе живую нотку: это его порадовало. «Умная девушка! Она-то уж сумеет отвечать за собственные поступки, за нее никому краснеть не доведется», — подумал он. Ему стало горько за собственные уже совершенные глупости.

— Вот я какая: о долге гостеприимства и забыла! Я сейчас. Вы никуда не спешите? — В дверях она остановилась. — Виктор Степанович, я знаю, что со мной невесело, но… побудьте сегодня со мной. Ладно?

Он кивнул, и Анта вышла.

Разумов стоял у окна. В ограду прошел почтальон, постучался. Виктор услышал шаги. Прошла минута. Хлопнула дверь. Потом в комнату с сияющим лицом вбежала Анта. Она облизала сухие губы, коротко вздохнула. Виктор взял протянутую телеграмму, прочел:

«Письмо, телеграмму получил. Дорогая сестренка, держись. Сегодня вылетаю из Москвы самолетам. Скоро увидимся. Обнимаю. Гриша».

— Ну вот… теперь мы с легким сердцем будем чай пить, даже вина выпьем, — сказал Разумов.

— Конечно! «Дорогая сестренка, держись», — почти пропела Анта. — Точно старший: «Держись, держись!» Возьмете его к себе в экспедицию? — Не стесняясь, она сунула драгоценную бумажку в разрез платья, ближе к сердцу. И еще раз улыбнулась.

Такова юность. Горе горем, а у юности — все впереди, вся жизнь на глазах матери-Родины.

Телефонный звонок прервал дружеское чаепитие. Анта побежала в кабинет, скоро вернулась.

— Вас просит Андрей Павлович. Но не забудьте о своем обещании побыть со мной. — Она осталась в столовой, — это ему понравилось.

Виктор, зайдя в кабинет, взял трубку:

— Здравствуйте, товарищ управляющий!

— Я только что приехал. Зайди ко мне, — услышал он голос Тушольского.

— Надолго, Андрей Павлович?

— Ну уж не знаю, — раздался ворчливый ответ, — зайди, жду. — Трубку повесили.

Виктор вернулся в столовую немного растерянный.

— Что случилось? Надо идти вам?

— Меня вызывают. Я выпью еще два стакана, когда вернусь, — попытался он рассеять огорчение девушки.

Тушольский сидел один.

— Скажи, почему ты здесь? Что-то случилось? — пытливо и встревоженно спрашивал Тушольский.

— Григорий Васильевич командировал меня за снаряжением, — ответил Разумов, не понимая тревоги управляющего.

— Удивительная торопливость! Можно было подождать с неделю. Снаряжение еще в пути. Об этом Лукьянов знал. Тут что-то не так. Завтра мы с Пряхиным и Шевцовым едем в вашу экспедицию. Поедешь с нами. — Тушольский вышел из-за стола и сел в кресло напротив Виктора. — Известно ли тебе что-нибудь такое о Лукьянове, что ты мог бы поведать только мне? — спросил он. — Я не следователь и не веду допрос, а просто беседую с человеком, которому верю.

В первую минуту Разумов не знал что сказать…

Анта ждала Виктора, сидя у раскрытого окна.

— Наверно проголодались! Сейчас будем ужинать. Пройдите пока в кабинет, покурите, я позову вас, как управлюсь с хозяйством. Да вы, кажется, устали, Виктор Степанович! — с живым участием произнесла Анта и неожиданно добавила, вздохнув и краснея: — Завидую вашей Насте: приятно заботиться о таком, как вы.

Виктор понял: это признание, и подумал: «Не будь Насти, я бы, пожалуй, полюбил только тебя». Может быть, Анта прочла в его глазах эти слова и поспешно вышла, чтобы не заплакать при нем.

Не зажигая света, он просидел в кабинете минут десять, смотрел в раскрытую пасть и зеленоватые глаза медвежьей головы. Думать не хотелось. Раздался звонок.