Ярослав Голованов - Марсианин - Цандер. Опыт биографии

Три комнатки (общая площадь их не превышала 40 квадратных метров) в Медовом переулке выглядели более чем скромно. Однако Фридриха Артуровича это не смущало. Точнее, не интересовало вообще. Так же, как не интересовали его проблемы одежды и питания, хотя в те годы это были серьезные проблемы. Наследуя старинную инженерную гордость и прибалтийскую аккуратность, Цандер старался быть опрятным и элегантным, но сохранять вид, по его представлениям приличествующий инженеру, становилось все труднее. Пальто с черным барашковым воротником совсем износилось, шапка его вытерлась. На его счастье, заслуженным работникам «Мотора» выдали белые кителя и брюки, парусиновые полуботинки с кожаными носами и кожаные пальто-реглан [44] В этом пальто Цандер стоит во дворе ГИРД на своей последней фотографии, сделанной зимой 1932/33 года. . Это казалось богатством невероятным. Он и сам не замечал, как, все глубже и глубже погружаясь в работу, он становился почти аскетом. Он пришел к простой и великой истине, что для счастья человеку вовсе не нужны вещи и деньги, и вместе с тем год от года он как-то острее воспринимал те простые радости, которые дарит человеку солнце в окне, цветы на поляне, смех ребенка! Отдыхать он не любил, не умел, тяготился отдыхом несравненно больше, чем работой. С трудом весной 1928 года удалось уговорить его отдохнуть на Кавказе. Лишенный своей логарифмической линейки, вырвавшись из красных пустынь Марса, он словно заново открывал для себя красоту Земли. «Здесь наступила прелестная, теплая, солнечная погода, — писал он в письме от 17 апреля из Гагры. — Весь газон покрыт цветочками желтыми, синими, белыми, а также садовой маргариткою. Мы прогуливаемся по окрестности, живописной горными речками, горными тропинками, пластами, видом на далекое море и уже большей частью зеленые горы. Цветет здесь много новых цветочков и растут колючие вьющиеся кусты…»

Во дворе дома в Медовом переулке, обсаженном молоденькими деревцами, был сооружен круглый бетонный фонтан, работавший, впрочем, весьма редко. Вечерами он любил сидеть на скамейке подле фонтана и думать. Иногда соседи видели, как он вскакивал вдруг и, глядя куда-то далеко, за пределы двора, дома, фабрики «Шерсть-сукно», Медового переулка, говорил громко и страстно: «На Марс! На Марс!» Большинство соседей считали его безобидным сумасшедшим, но некоторых он все-таки, непонятно почему, раздражал, и в спину ему шипели с издевкой: «Марсианин…» Но он не слышал.

Так мало людей одного поколения, которые соединяют ясное понимание сущности вещей с сильным чувством глубоко человеческих побуждений и способностью действовать с большой энергией. Когда такой человек покидает нас, образуется пустота, которая кажется невыносимой для тех, кто остается.

Дорогой Дмитрий!

Ты просишь меня во всех подробностях рассказать тебе о смерти твоего отца. Ты должен это знать, и я выполняю твою просьбу.

Это случилось 9 февраля днем. С утра Юшахара, Томсон и Убанго уехали на вездеходе, Небург дежурил на Главном пульте, а остальные, как обычно, работали на своих местах. Отец — у себя в химической лаборатории, куда он ушел сразу после завтрака. Выглядел он хорошо, ни на что не жаловался. В обычное время Небург дал гонг на обед. Собрались все, кроме Сириля, тех, кто шлюзовался, и твоего отца. В общем, и раньше случалось, что кто-то опаздывал к обеду, если хотел завершить работу. Но мы уже переходили к десерту, а отца не было. Я встал и позвал его по внутренней громкой связи. Он не ответил. Тогда Индира вскочила и побежала в его лабораторию. И вдруг мы услышали страшный крик и уже все бросились туда. Я вбежал первым и увидел, что отец сидит ко мне спиной за рабочим столом, а рядом на полу лежит Индира. Первая моя мысль была о метеорите, о разгерметизации, быстрой утечке воздуха в пробитую метеоритом дыру, но тут же я подумал: а как же я тогда дышу? Ци Юань и Олафссон поднимали Индиру, а я подбежал к отцу, взял его за плечо, хотел спросить, что же произошло, но, взглянув в его лицо, понял сразу, что он мертв. Лицо было совершенно спокойное, даже не бледное, глаза открыты, он смотрел в иллюминатор. Сидел, как живой, но сразу было видно, что он неживой. И Индира потом говорила мне, что тоже мгновенно это поняла и закричала от ужаса, а что было дальше — не помнит.