Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

Он не знал, долго ли спал, и проснулся, лишь почув­ствовав, как солнце припекло ноги сквозь голенища са­пог. Быстро встал, одернул гимнастерку, поправил пи­лотку, забросил на плечо ремень автомата и направился к штабной землянке.

Командиру соединения уже было известно, что ко­мандир диверсионной группы Бойкач прошлой ночью прилетел с Большой земли. Он хотел лично поблагода­рить Володю за взрыв водокачки в Жлобине. А тот еще издали увидел возле землянки группу партизан и среди них узнал командира соединения. Командир первый про­тянул руку, с улыбкой сказал:

— Ого, как вырос! А давно ли был совсем мальчиш­кой.

— Да, товарищ командир, немцы хотели меня ма­лость укоротить, но не смогли. Назло им еще больше вы­тянулся и крепче стою на земле.

— Молодчина. Пойдем вместе завтракать.

Володе не хотелось долго задерживаться в чужом от­ряде. Он терпеливо слушал разговоры за столом, а мыс­лями и душой уже был среди друзей. Обрадовался, узнав, что из «Буденовца» сформирована бригада, в которую входят три отряда. Стоят они в лесу за железной доро­гой Жлобин — Калинковичи.

— Так я пойду,— сказал наконец Володя и начал прощаться с командирами и летчиком.

— Дать сопровождающих до Березины? — спросил командир соединения,

— Я тут все тропинки знаю, доберусь. Только пароль дайте.

После госпитальной палаты в лесу дышалось не­обыкновенно легко. Не чувствовался вес ни вещевого мешка за плечами, ни автомата, ни запасных дисков к нему. Только немного мешал планшет, подаренный лет­чиком; все время путался на длинном ремне в ногах. Но в нем хранилось самое дорогое: Володя переложил в не­го из вещмешка толстую тетрадь с военными песнями. Ох, какие песни! Впервые он услышал их в госпитале, от раненых бойцов.

«Темная ночь...» Есть ли на свете лучшая песня! Раз­ве может у фрицев родиться такая? Для нее нужна ши­рокая свободная душа. Оловянным солдатам этого не понять. Вернется хлопец в отряд и споет ее Зине и ребя­там.

Подходя к знакомой приберезинской деревне Святое, Володя мысленно прикинул, кого бы попросить перевез­ти его через реку. А когда поднялся на песчаный приго­рок, в оцепенении остановился: на месте деревни черне­ли только стволы деревьев да облупившиеся печные трубы. Острая боль сигала сердце парня, подкосились ослабевшие ноги. Пришлось присесть на корень придо­рожной сосны...

Миновав не одну разрушенную печь, Володя встре­тил, наконец, живую душу. Сидя на обгоревшем полене, понурая женщина перебирала мелкую картошку. Запав­шие глаза ее едва светились на темном худом лице.

— Тетенька,— обратился к ней Володя,— нет ли тут где-нибудь лодки?

— А кто вы такой? — безразличным глухим голосом спросила женщина.

— Зачем это вам?

— Если были вместе с немцами, так должны знать, где наши лодки, где мои дети, где все...

— Не был я с ними. Я свой, партизан.

Услышав ответ, женщина сморщилась и с отчаяни­ем в голосе начала рассказывать, как однажды в дерев­ню приехала на лошадях большая группа вооруженных людей. Многие были даже с ленточками на шапках. Они называли себя партизанами, вошли в доверие к жителям. Тут их угощали, проклинали при них гитлеровцев, пре­дателей. А немного спустя на машинах нагрянули фа­шистские каратели. Крестьяне поняли, какие это «парти­заны», лишь тогда, когда те вместе с немцами начали поджигать избы и убивать все живое. Мало кто уцелел тогда...

— Идите туда,— махнула женщина рукой в сторону вишневого садика, из-за которого виднелись две трубы.— Там деда Остапа найдете. У него, кажется, сохра­нился челн, потому что ловит рыбу.

Старик тесал небольшое бревно. Увидев Володю, он, словно зоркий ястреб, разогнулся и как-то напружинил­ся. Казалось, еще мгновение, и бросится с топором на вооруженного человека. Но, как видно, звездочка на пи­лотке успокоила деда. Глянув на нее, он протер глаза, шмыгнул носом, воткнул топор в бревно и заговорил:

— Вот, сынок, хочу до зимы какую-нибудь хатку слепить.

— Правильно, дедушка, нужно.

— Ох, горюшко наше. Пусть бы деревни жгли, а за­чем людей?.. Они же нужны жизни.

— Просьба к вам, дедуля: перевезите, пожалуйста, на ту сторону.

— Вы кто же будете?

— Свой я, свой!

— Я-то сразу узнаю человека... Гм... Пойдем.

Солнечные лучи легли на зеркальную гладь Берези­ны. Вода блестела живым серебром и слепила глаза. Ста­рик вытащил из ивовых кустов челн и столкнул его на прибрежные волны. Быстрая река подхватила челн и по­несла вниз по течению. Суденышко закачалось, и парти­зан, сидя на корточках, старался не потерять равновесие. Весло в руках старика, будто перышко, перелетало с бор­та на борт. Наконец челн пошел в нужном направлении. Наблюдая за ловкими движениями деда Остапа, Володя не понимал, почему он так торопится. И только когда су­денышко ткнулось носом в противоположный берег, ста­рый рыбак сказал: